ЛЮДИ И СУДЬБЫ — Страница 6

Публицистика Проза Публицистика На верном пути

На верном пути — ЛЮДИ И СУДЬБЫ

Страница 6 из 11

 

ЛЮДИ И СУДЬБЫ

 

Колхозные старожилы завели разговор о жизни — о той, прошлой, далекой, сравнивали ее с нашими днями. Кому, как не им, прожившим здесь десятки лет, не высказать своего беспристрастного суждения. Ведь из документов видно, что в жизни колхоза были и трудные периоды, были годы, когда на трудодень выдавали мало хлеба и лишь по 20 копеек денег. Кое-кто из колхозников не поверил в то, что низкая оплата трудодня — явление временное, преходящее, пошел искать лучшей жизни на стороне. Но таких оказалось немного. Большинство же верило в силу артели, старалось поднять артельное хозяйство, именно в нем видело источник своего благополучия, И они не ошиблись.

А как раньше жили? В те времена, о которых большинство наших людей, в том числе и автор этих строк, не говоря уже о молодежи, знают лишь понаслышке, по рассказам стариков.

—  Как жили? — переспрашивает Иван Васильевич Мукинов. — Подумаешь другой раз, так разве можно равнять? Смешно!.. Бывало, работаешь от зари до зари, ничего другого не знаешь. Наступит воскресенье — всей семьей в церкву, вот и весь отдых. А уж про ученье и думать было нечего. Я просил своего отца: пусти в школу, хоть три зимы поучиться. Не пустил. «Начнешь учиться, а кто хлеб будет молотить да ростить? » Нонешная молодежь и не верит, что раньше в двенадцать — то годов работали, как и взрослые.

—  Двенадцать годов — это в крестьянском деле, считай, мужик, — подтвердил Кузьма Сергеевич.

— Вот-вот… А теперь, глядишь, парню пятнадцать годов, а он — школьник, никакой работы не несет. Молодым нам и не снилась такая жизнь. — Переждав немного, Иван Васильевич продолжает: — Возьми ту же одежу… Мой дед прожил на свете семьдесят восемь годов и за всю жизнь одних кожаных сапогов не износил — в них женился, в них в Сибирь приехал, в них его и похоронили… По воскресеньям да по большим праздникам только и надевал, а так — лапти да босиком. А девки — те в домотканном ходили, только по большим праздникам да в свадьбу и одевали чего из фабричного ситцу. А теперь поглядишь: доярки на дойку идут чуть не в шелках и не

босиком, как раньше, а в туфлях да в сапожках. Одним словом, — заключает Иван Васильевич, — жизнь стала несравненно лучше, работать людям много легче, все тяжелые работы машина делает. Возьми хоть это: чего бывало стоит — скотину напоить? На озеро за водой сходишь или съездишь в зимнее время, да все ведерками и разнесешь. А теперь поглядишь: ветряк крыльями пома хает — вода корове в рот сама бежит, только пей.

—  А соху уж поди и забыл, — напомнил Кузьма Сергеевич. — Бывало лошади из сил выбьются. Ну, лошадей сменишь, а нечем сменить — дашь отдохнуть, а сам работаешь, никакой смены. Больше лошади крестьянин работал. А теперь возьми хоть и моего внука Генку. Ему семнадцать годов, а он трактор водит. За день-то напашет столько, что по-старому за две недели не напашешь. А молотьба… теперь молотьбы — то и нет вовсе… Комбайнер бараночной повертит — и готово, за хлебом машина подкатит, зерно само сыпется. А раньше-то хлебушко на твоей хребтине ездил. Одно слово — равнять нельзя, жизнь совсем складная становится, только не всякий это понимает, недовольные еще вроде есть, — начал уже сердиться Кузьма Сергеевич. — Вроде лучше надо! Да оно конечно, — после некоторого раздумья, продолжает он. — У человека натура такая: как ни хорошо живет, а хочется еще получше. Достигнет, чего думал, захочется еще получше. Вон у меня середний сын. Уж сколько было разговоров, что он велосипед заимеет. Заимел! Поездил с годик — не совсем вроде доволен: мотоцикл надо. Вот так и идет жизнь-то… Бывало с коптилкой сидишь вечером — ничего, никого не ругаешь, будто так и надо. А вчера на электростанции чего-то случилось и с полчаса свету электрического не было, так сегодня, послушай, сколько недовольных: лампы, видишь ли, пришлось зажигать! Вот как нынче. Чудно, да и только, — покачал головой Кузьма Сергеевич.

Сидевший тут же Андрей Прохорович Васин прислушивался к разговору, но сам лишь изредка вставлял замечания. А тут не удержался:

—  Люди стали жить несравненно лучше, — заговорил он. — Это не подлежит сомнению. Однако надо и го сказать — не все еще живут достаточно хорошо.

— Э-ка чего захотел! — усмехнулся Кузьма Сергеевич. — Я же только что толковал — никогда человек не скажет: вот теперь хорошо и лучше уже не надоть… Никогда так не скажет. Верно говорю?

—  Оно конечно, — соглашается Андрей Прохорович.

—  Вот тут говорили об образовании… Конечно, равнять совершенно невозможно. У нас в селе грамотных было до революции, даже — когда школу построили, из десяти может быть, один. А теперь нет такого, который не окончил сельскую школу. Но все-таки учить бывает трудновато. Вот хоть меня возьмите…

—  Э-ка, куда ты пошел, — перебил Васина Кузьма Сергеевич. — Ты сначала расскажи, как тебя обучили, да что толку из этого получилось. А в нынешние времена было бы желание — учись, на кого хочешь: хоть на тракториста, хоть на комбайнера или на электрика, а то и на шофера.

И тут выясняется, что в свое время Андрей Прохорович был самым грамотным человеком не только в селе, но и в округе. Он был единственным сыном в семье, и отец с матерью решили обучить его грамоте, чего бы это им ни стоило. Три года он учился в сельской школе. Потом отвезли сына в Красноярку еще на три года. Но не так-то легко было и грамотному крестьянскому парню пристроиться на должность. Не довелось найти службу и Андрею Васину. Вернулся он в свое село к родителям, да так и остался крестьянствовать. Грамотность Андрея Васина принесла ему в свое время уважение односельчан, к нему ходили с просьбами написать прошение, прочесть полученное письмо.

—  А часто ли приходили письма в Ядринцево?

Андрей Прохорович морщит лоб, вспоминает:

— Да нет, не часто. Не чаще, как одно письмо в не делю. Но, между прочим, — спохватился он, — в наше село тогда приходило две газетки…

—  И ты читал? — поинтересовался Кузьма Сергеевич.

—  А что мы — лыком шиты?.. Лыко, — спешит пояс нить нам Андрей Прохорович, — это из чего лапти плели.

Надо сказать, что Андрей Прохорович довольно часто разъяснял некоторые, ставшие теперь непонятными слова, вклинивавшиеся в его речь. Например, когда он произнес слово «оборина», то тут же поспешил разъяснить, что это тонкая веревка, с помощью которой лапти крепились к ноге человека.

Я поинтересовался: учит ли своих детей Андрей Прохорович?

—  А как же можно не учить? — удивился Васин. — Четырех уже выучил и определил в люди, а трое еще учатся. В семьдесят лет, — продолжает Андрей Прохорович, — мне трудновато учить остальных детей. Правда, сын Иван заканчивает нынче десятый класс, но Геннадий еще в седьмом, Анатолий в четвертом.

— Это ты брось! — резковато прерывает Васина Кузьма Сергеевич. — Чего скрывать: ты у нас, Андрей Прохорович, живешь пожалуй похуже всех — с материальной стороны, я имею в виду. Вот и трудновато.

— Конечно, я вполне согласен — хуже всех, — подтверждает Андрей Прохорович.

— А почему? — спрашивает Кузьма Сергеевич. — Жизнь-то по труду! Кто у нас хорошо живет?

—  Трактористы, комбайнеры… — начал перечислять Андрей Прохорович, но Кузьма Сергеевич перебил его:

— Верно, трактористы, комбайнеры… А ежели поточнее сказать, то — тот, кто все время всей своей семьей к колхозу лицом держался. Верно я говорю?

Андрей Прохорович немного смущен. А Кузьма Сергеевич начал припоминать ему кое-что из прошлой жизни.

Оказывается, Андрей Прохорович не сразу поверил в успех ядринцевского колхоза. Вообще считал, что колхоз — дело передовое, но почему-то не верил, что его односельчане смогут дружно работать. И потому вначале он вступил не в свой колхоз, а подался в артель при районном центре и работал там несколько лет, полагая, что там дело должно пойти лучше. Но получилось, что и ядринцевские колхозники неплохо наладили артельное хозяйство, и тогда Андрей Прохорович вернулся в свою деревню, вступил в колхоз.

И еще об одном напомнил Кузьма Сергеевич Лукьянчиков. Он упрекал Андрея Прохоровича, что тот не старался приучать своих детей к крестьянскому труду.

— Они все при должностях, не лодыри, — оправдывался Андрей Прохорович. Но Кузьма Сергеевич доказывал другое.

— Вот у тебя старшая дочь работает в городе телеграфисткой, а разве она не могла остаться в колхозе и работать, скажем, дояркой? — И Кузьма Сергеевич привел в пример доярку Анну Стройлову. У нее за пятьдесят седьмой год больше тысячи трудодней, она несколько раз получала премии за перевыполнение месячных планов надоя молока, да, кроме всего прочего, ей причитается дополнительная оплата — больше восьмисот литров молока. Выходит, что годовой заработок Анны Стройловой в колхозе значительно превысит десять тысяч рублей. Разве телеграфистка зарабатывает больше? А почему старший сын Михаил, не имея никакой специальности, после армии ушел работать в город, не остался в колхозе или в МТС? То же самое и второй сын Николай. Прав да, он выучился на электрика, но ведь электрик нужен был и в колхозе.

— Михаил мне иногда помогает, — как бы оправдывает сына Андрей Прохорович. — Остальные — пока только себя обеспечивают.

— Ну, может, всем четверым оставаться в колхозе и не надо было, — сдается немного Кузьма Сергеевич. — Всем нам тут и делать было бы нечего, а уж одному или двум надо было родному колхозу помочь. Как-никак, а ведь колхоз их растил, кормил…

— А вот Иван окончит десятый класс и пусть с родителями в колхозе работает! — как будто грозит кому-то Андрей Прохорович. По всему видно, что он со своей супругой не раз уже говорил о том, о чем сейчас сказал Кузьма Сергеевич.

— И учиться сможет, например, заочно, — заговорили враз и Иван Васильевич, и Кузьма Сергеевич. — Ведь учатся же заочно в институте наши учительницы Галина Усова, Анна Александрова, Мария Ольшанская. И сам председатель колхоза Степан Федорович Лавров — заочник сельскохозяйственного института.

— Сам посуди, — говорит Кузьма Сергеевич. — Если бы у тебя хоть один сын работал в колхозе, он ведь тысячу трудодней заработал бы. Конечно, заработал бы! У нас, почитай, ни одного мужика теперь не осталось без тысячи трудодней. Я старик и то мне начислено больше семисот… А на тысячу трудодней да со своей коровой и огородом можно жить!

— Можно! — охотно соглашается Андрей Прохорович.

— Но старикам надо бы пенсию давать…

— Э-ка, чего захотел, — рассмеялся Кузьма Сергеевич. — Твой батька просил у кого-нибудь пенсию?

— Тогда никому из крестьян не платили, а теперь другое дело, государство обеспечивает старость, — бойко говорит Васин.

— Пенсии и у нас обещают выдавать, — вставляет Иван Васильевич.

—  Пенсии старикам будут давать, — уверяет Кузьма Сергеевич. — Но для этого колхозу надо побольше доходов иметь. Вот твои сыновья поработали бы на колхоз, глядишь — о пенсиях для нас, стариков, поскорее бы дело разрешилось.

Здесь следует сделать небольшое отступление. В годовом отчете колхоза «Память Маяковского» за 1957 год впервые появилась новая статья расхода трудодней. Называется она так: «Начислено трудодней по болезни, беременности». Колхозники решили начислять трудодни за дни болезни и в период беременности колхозниц. Трудодней по этой статье начислено 15 200. В пересчете на деньги получается больше 120 тысяч рублей.

Это большая помощь. Она стала возможной благодаря росту артельных доходов. И вот теперь, когда доходы вновь увеличились, встает вопрос о пенсиях престарелым колхозникам и о предоставлении платных отпусков. Можно не сомневаться, что в самое ближайшее время этот вопрос будет решен положительно.

И не потому ли в отчете за 1956 год в графе «списано трудодней» еще значилась цифра — 206. Это списания за всевозможные нарушения дисциплины. В 1957 году эта графа уже пустует, что не может не радовать каждого.

Или вот еще: за 1953 год 25 членов артели не выработали установленного минимума трудодней, а в 1957 году таких было только 8 человек. Но и эти цифры нуждаются в пояснениях. В 1953 году обязательный минимум был принят в 120 трудодней, а в 1957 году 430 — для мужчин, 200 — для женщин.

А как живет сам Кузьма Сергеевич Лукьянчиков?

— А что? Живу хорошо! Мне семьдесят годов, но в сторожа я еще не пойду!. — решительно заявляет он. — Работаю, где потребуется: летом на кирпичном заводе кирпичи обжигаю, а зимой шорничаю… семьсот с чем-то трудодней заработал.

Семья Лукьянчиковых — типичная крестьянская семья. У отца Кузьмы Сергеевича было шесть сыновей. Из оставшихся сейчас в живых — один на пенсии, а остальные в колхозе. Один из них механизатор — помощник бригадира тракторной бригады МТС.

— А у меня восьмеро детей, — повествует Кузьма Сергеевич. — Только вот беда, — усмехается он, — трех дочек замуж взяли в другие деревни, а две тут — работают в колхозе. Сын Иван — комбайнер, Николай — тракторист. И только Михаил пошел не по крестьянской работе, шахтером стал.

Мы уже упоминали, что у Кузьмы Сергеевича 23 внука. И многие из них тоже механизаторы. Внук Николай Мордвинов — комбайнер МТС, Геннадий — тракторист.

Вырастив и выучив своих детей, Кузьма Сергеевич помогает воспитывать внуков. Вот и сейчас у него с Дарьей Романовной живут двое внучат. Один — Геннадий — при содействии дедушки выучился на тракториста и в первый же сезон привез в дом деда сорок пудов заработанного хлеба, много денег. А второй, Николай, пока еще ученик четвертого класса.

— Геннадий — то мой фотоаппарат дорогой купил, — не без удовольствия сообщает Кузьма Сергеевич. — Ну, а Николаю гармонь куплю. Надо парня побаловать — учится хорошо!

Когда же заговорили о материальном благополучие то Кузьма Сергеевич только рукой махнул: о чем, мол, и говорить — то.

— У меня что есть? — Он стал перечислять: — Корова, два теленка, кабанчика постоянно держим, три взрослых овцы, пять молодых и птица, как полагается: куры, гуси, утки… Огород хороший, одной картошки собрали больше ста мешков, овощей всяких в достатке. Да чего говорить!. — махнул рукой Кузьма Сергеевич. — Послушаешь радио: Америку догнать по молоку да по мясу! А почему не считают продукцию, которую колхозник от своей скотины получает? Почему? Что там, в Америке, которую продукцию крестьянин съедает, та не в счет что ли? Поди, все сосчитано. А если посчитать хоть бы и у меня, так на душу — то населения я любого американца давно обогнал.

И Кузьма Сергеевич начинает подсчитывать выход мяса в 1957 году. Перечень довольно длинный и веский. Он прирезал бычка и получил около центнера мяса; к этому надо прибавить трех овец, 25 гусей, 10 уток, несколько (Кузьма Сергеевич забыл уже сколько) кур. Как ни считай, а мяса в убойном весе получится килограммов двести пятьдесят. Едоков же — четверо.

— Вот и прикинь, сколь на душу приходится, — советует Кузьма Сергеевич и переходит к подсчету по молоку. Он говорит, что его корова пока не уступает по удою средней колхозной, то есть дает в год не меньше трех тысяч литров. Из этого пятьсот литров продано государству, а остальное пошло на питание.

— А ведь это, — улыбается Кузьма Сергеевич, — на душу — то больше шести центнеров выходит. Вот и Америка! И ведь все это — и молоко, и мясо — с тех самых ста гектаров, которые в колхозе…

Подсчеты, конечно, интересные! Они показывают растущее благополучие колхозной семьи. Но может быть семья трудолюбивого Кузьмы Сергеевича — исключение? Нет. Вот самая «бедная», каковой считают семью Андрея Прохоровича Васина. Едоков у него пятеро. Но зато огород 67 соток — больше, чем у Лукьянчнкова. А в личной собственности у Андрея Прохоровича: корова, теленок, четыре овцы, куры, индейки.

— О продуктах чего говорить, — соглашается и Анд рей Прохорович, — Продуктов хватает, кое-что старшему сыну в город посылаем, а вот хлеб-то только на трудодни дают…

Да! Хлеб на трудодни. И если бы к тому, что зарабатывает Андрей Прохорович в колхозе сам (он летом отвозит молоко на приемный пункт) и младшие дети, добавить бы еще трудодней пятьсот, тогда и Андрей Прохорович оказался бы, выражаясь словами Кузьмы Сергеевича, «крепким середняком». А для этого нужно не так уж много: чтобы только один из четверых взрослых детей работал в колхозе.

В связи с этим зашел разговор о семьях, которые в полном составе работают в колхозе. Тут и Андрей Прохорович, и Иван Васильевич соглашаются, что такие семьи живут и вовсе хорошо. Расскажем об одной из них — о семье колхозного чабана Петра Алексеевича Кондратенко.

Петр Алексеевич влюблен в свою профессию.

— Люблю овечек, хоть режь! — утверждает он. За прошлый год он от 268 маток вырастил 368 ягнят — значительно больше, чем предусматривалось планом. За добросовестный труд Петру Алексеевичу начислено больше тысячи трудодней, да в порядке дополнительной оплаты он получил одиннадцать ягнят!

Дети Петра Алексеевича — и сын Николай с молодой женой, и дочь Анастасия — работают в колхозе. Анастасия — дояркой, жена Николая — учетчиком в животноводческой бригаде, сам Николай на разных колхозных работах. А жена Петра Алексеевича работает по дому, присматривает за двухлетней внучкой.

За 1957 год дружная семья Кондратенко выработала в колхозе 3 420 трудодней. Перемножьте это на восемь рублей (такова цена трудодня в денежном выражении) да прибавьте к этому стоимость одиннадцати ягнят, по лученных Петром Алексеевичем, да стоимость пятисот литров молока, полученных в порядке дополнительной оплаты дояркой Анастасией Кондратенко, — вот и узнаете заработок семьи Кондратенко в колхозе. А теперь к этому добавьте то, что она получила от личного хозяйства. А в личном хозяйстве — корова, телка, кабанчик, семь овец, до тридцати голов птицы. Да к этому еще — свыше сотни мешков картофеля, полученного со своего огорода, овощи.

А пришел достаток, Петр Алексеевич решил и дом порасширить. Много лет прожил он в своей хате, в которой кухня и одна комната. В прошлом году пристроил еще одну комнату. Когда мы беседовали с Петром Алексеевичем, то он высказал «досаду» за свою недальновидность. Два года назад он купил батарейный радиоприемник, а теперь в колхозе электричество, и все покупают сетевые радиоприемники…

Между прочим, интересна и такая деталь: у большинства семей колхозников имеются радиоприемники, в том числе у Кузьмы Сергеевича Лукьянчнкова. И когда однажды встал вопрос об устройстве радиоузла, все заявили: Зачем? Свои приемники удобнее!

Правда, такое решение вызывает некоторое недовольство у рачительного председателя. Из-за этих радиоприемников приходится давать электрическую энергию в квартиры и днем. Но тут уж ничего не поделаешь! Тем более, что колхозники стали обзаводиться и электрическими плитками, и электроутюгами…

В ходе беседы о жизненном уровне колхозников кто-то обронил:

— Теперь в колхозе — то и бабы живут не худо.

Да, в колхозе немало женщин, чьи мужья погибли на фронте. Как же у них с заработком?

На этот вопрос ответили так: женщины в основном работают на фермах, а там теперь самый заработок. И в качестве примера привели семью доярки Александры Егоровны Юдиной. Вместе с сыном, который работал в тракторной бригаде, они выработали за год 1 863 трудодня. У них есть и огород, и скот в личной собственности, как и у других колхозников.

Александра Григорьевна Камнева вырастила восьмерых детей. Дочерей выдала замуж, но и сейчас вместе с нею живут сын Василий — колхозный шофер, дочь Тамара — доярка. Достаток пришел и в дом Камневых.

— А тем более, что нам опять скидочка вышла, — напоминает Кузьма Сергеевич. Он имеет в виду отмену обязательных поставок молока и мяса с колхозников, осуществленную по решению правительства с 1 января 1958 года.

Что это означает практически, быстро подсчитал чабан Кондратенко. Если молоко и мясо, которые он до этого сдавал государству в порядке обязательных по ставок, будет теперь продавать государству по закупочным ценам, то дополнительный доход семьи составит 200 рублей. А семья Кондратенко и всех — то налогов выплачивает в год 288 рублей.

Подсчеты показывают, что отмена поставок молока и мяса дает колхозникам артели «Память Маяковского» чистый выигрыш, превышающий 50 тысяч рублей.

В связи с этим представляет интерес и сообщение сельского совета: за 1957 год с колхозников обеих деревень причиталось денежных налогов всего-навсего 52 тысячи рублей. А расходы государства на содержание в этих деревнях школ, медицинского пункта и клуба превышают 130 тысяч рублей.

 

• << Назад
• Вперёд >>

• На верном пути
• ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ
• В КОЛХОЗЕ
• НЕМНОГО ИСТОРИИ
• ОТ ВЫБОРОВ ДО ВЫБОРОВ
• ЛЮДИ И СУДЬБЫ
• ВОТ ОНО — НАШЕ ВРЕМЯ!
• НА ВЕРНОМ ПУТИ
• НА ПЕРЕДОВОЙ ФЕРМЕ
• РАДУЖНЫЕ ПЕРСПЕКТИВЫ
• Выходные данные | Иллюстрации
• Все страницы