Ночь перед казнью — Страница 4

Публицистика Проза Публицистика Омск — Пешт

Омск — Пешт — Ночь перед казнью

Страница 4 из 23

ЧЕРЕЗ ГОДЫ, ЧЕРЕЗ РАССТОЯНИЯ

Ночь перед казнью

Где-то лают собаки. Глухой басовитый лай.

Камера, как каменный мешок, в котором душно и тесно.

И эта боль. Нестихающая боль перебитых ног. Она все сильнее, сильнее. Но нет. Только не это. Только не жалость к себе. Вот уж чего он никогда не позволял себе делать.

Нет, нет и нет. Пусть будет все совсем другое. Какие собаки? Какая камера? Какая боль? Ничего этого нет. Есть только он. Он, отстраненный от всего. Он, выражающий мысли и чувства в строках поэзии:

Пока огонь в сердцах бушует страстно,
Вперед, мадьяры красные, вперед!
Вы доживете до времен прекрасных.
Меня убьют… Но дух мой не умрет.

Не умрет, не умрет… И дальше, дальше. Что это будет? Мое завещание?

Конечно! Завещание. То, что хочешь сказать людям. Что самое, самое главное понял в жизни и что хочешь, чтобы поняли, обязательно поняли они.

О, как гениален был Шандор Петефи! Всего несколько его строк:

Не хочу я гнить, как ива,
На болотных кочках где-то,
А хочу сгореть от молний,
Словно дуб в разгаре лета.

И эти строки он, Карой Лигети, пронес через все годы своей осознанной жизни. По ним он сверял себя.

Удивительно все-таки, что он родился в том самом небольшом степном городке Кишкереше, где до него, в начале XIX века, появился на свет и Шандор Петефи, поэтический гений Венгрии, человек, одержимый идеями социальной справедливости, глашатай революции 1848 года, герой, погибший со знаменем в руках в бою за свободу. Шандор Петефи…

Отец Лигети, сельский кузнец, дал своему сыну при рождении два имени. Одно — Карой.

Второе — Шандор. Не потому ли, что уже тогда этот простой человек мечтал видеть своего сына похожим на их прославленного земляка? Или, может быть, это было просто совпадение.

Карой Лигети

Братанье солдат на фронтах первой империалистической войны В. И. Ленин оценивал как новое проявление международной солидарности рабочих и крестьян, одетых в военные шинели.

Так или иначе, но он, Карой Шандор Лигети, всю жизнь нес в душе идеи Шандора Петефи.

Петефи звучал в нем своими звонкими призывными строчками. Он учил его мужеству и бескомпромиссности. Он был для него примером рвущегося вперед бойца. Петефи незримо присутствовал и в рождающихся теперь строках:

Без жертв не засияет нам свобода.
Цена ее — и кровь, и слез река.
Героям вечно жить в душе народа.
А трусам нет прощения в веках.

Вот и второе четверостишие «Моего завещания».

Сколько часов еще осталось жить? Об этом ничего не известно. Может, до утра. А может, сию секунду откроется дверь… В жизни много случайного, но действует и закон: в ней ничего не проходит бесследно. Пусть откроется дверь даже и сейчас, сию секунду. Он уже готов к тому, чтобы встретить смерть. Двадцать восемь лет жизни позади. И они прошли не зря. Силы не растрачивались по мелочам. Каждый день был подчинен служению идее, борьбе за освобождение трудящихся от гнета эксплуататоров. И тогда, когда он только начинал участвовать в революционном движении на заводах Венгрии, и здесь, на русской земле.

На войну их отправили торжественно. На вокзалах Будапешта гремели оркестры. Девушки дарили офицерам цветы. Он тоже был офицером армии австро-венгерского императора. В их армии были так называемые общие части, состоявшие из представителей всех национальностей, которые населяли империю. И еще были части гонведские, где служили только венгры. Он, Лигети, был офицером 30-го пехотного гонведского полка. Под его командой находился один из взводов маршевого батальона. Офицерам дарили цветы. Солдаты должны были проливать кровь. Но к тому времени он уже знал, что за великий обман эта война, знал, кому она нужна. И он рассказал обо всем этом своим солдатам. Его взвод не сделал ни единого выстрела. Гонведы в окопах побратались с русскими солдатами. Весь взвод добровольно сдался в плен.

Солдаты говорили ему, что он открыл им глаза. Это же он слышал потом и в лагерях для военнопленных. Открывать людям глаза на жизнь, на ее смысл, на события вокруг — это все равно что делать слепых зрячими.

Опять где-то лают собаки. Раньше он никогда не замечал, что в этом городе столько собак. А может, раньше их и не было здесь столько.

Сколько же в Омск сбежалось буржуазии и помещиков со всей страны? Под крылышко Колчака устремились. А он прибыл сюда в сопровождении подразделений английских стрелков, Антанта ему выделила на разгром Советской власти многие миллионы.

И все равно белогвардейщине скоро конец. Все равно историю не повернуть вспять. Все равно будет мировая революция.

Сквозь маленькое оконце камеры пробивается лунный свет. Даже видно и звезды. Что это? Хвост созвездия Большой Медведицы? Хотя нет. Скорее всего — Полярная звезда. Как он любил наблюдать за ней в детстве.

Может быть, и дома сейчас смотрит кто-нибудь на эту Полярную звезду. Отец или мать. Или двоюродный братишка Лайош. Этот любознательный малый — настоящая «ходячая энциклопедия». Пожалуй, из него может вырасти ученый. Теперь в Красном Будапеште ему открыты все дороги. Это не то, что прежде. Как, например, трудно было ему, Карою, сыну сельского кузнеца, пробиться в университет. Так и не попал туда. Пришлось ограничить свое образование провинциальным коммерческим училищем.

Да. Венгерская Советская Республика — это такое счастье. Счастье для всего народа, который мечтал о нем и который добился своего. Счастье и для него лично, для Лигети. Ведь он всегда старался не только открыть людям глаза на истинное соотношение сил в обществе, но и сделать из них здесь, в России, бойцов, которые бы, возвращаясь к себе на родину, готовы были сражаться там на баррикадах. Он, как и другие большевики, посвятил свою жизнь тому, чтобы пламя Великого Октября перекинулось в другие страны мира.

Надо вставить строки о Красном Будапеште в «Завещание». Ведь стихотворение обращено к тем, кто еще вернется туда.

Вновь будете вы в Красном Будапеште,
Где встретят вас объятья и цветы.
И вместе с вами на Восток в надежде
Народы мира устремят мечты.

Как же мучается сейчас Зося. Зосенька-былиночка. Несколько часов назад они виделись. Женская тюрьма рядом с баней, а его водили туда. Как трудно было бы ему без Зоси. Этого невозможно себе представить. С тех пор, как они поженились здесь, в Омске, он и в мыслях никогда не отделял ее от себя. Да. Это было уже прочное, устоявшееся «мы». Она вся в его жизни, в его делах и заботах. Зосенька-былиночка. Только бы у тебя хватило сил все перенести и устоять.

А ведь борьба еще будет продолжаться. Ведь еще столько надо сделать, чтобы победить. Хотя враг уже чувствует свое бессилие. Когда судили его, Лигети, вместе с русскими комиссарами, то военно-полевой суд явно нервничал. Судьи во главе со штабс-капитаном Ивашкевичем сами походили на растерявшихся подсудимых. Факты подтасовывались. Выводы делались с полным отсутствием логики.

Суд был два дня назад. Какое это было число? Год 1919-й. 30 мая. Судебное заседание проходило в помещении гарнизонного собрания. Это там, где Лигети прежде выступал много раз. Выступал перед своими товарищами. Ведь там как раз проходили все большие собрания омских интернационалистов. Помнится, много организаций претендовало на это здание. Но городской Совет вынес решение, предоставляющее иностранным пролетариям право пользоваться этим помещением вне всякой очереди. К интернационалистам относились в Омске подоброму. Жители собирали для них валенки и теплую одежду. В наиболее тяжелое время им оказывали дополнительную помощь в организации питания.

…Сколько сейчас может быть времени? Похоже, что скоро рассвет.

Никто не сказал, как их поведут на расстрел — всех вместе или небольшими группами. Этого теперь не узнаешь. Да и какое это имеет значение? Они любят расправляться с небольшими группами. Так им проще. Больших групп боятся. Сила пока в городе на стороне белогвардейцев, но тем не менее они боятся всего.

Вчера передали в камеру колчаковскую газету с сообщением о судебном процессе. В газете говорится, что из шестнадцати подсудимых одиннадцать приговорены к смертной казни, дела же остальных отправлены на доследование. Есть упоминание и о нем. «Среди осужденных три женщины и известный всему городу Омску Карл Лигети, бывший комендант г. Омска и редактор мадьярской газеты, издававшейся в городе перед свержением большевиков».

Вон как! Врагам мало оказалось, что юн был депутатом горсовета, что возглавлял партийный комитет бывших военнопленных и редактировал здесь венгерскую газету. Они сделали его еще и комендантом города. Это наверняка в подтверждение своей пропагандистской версии о том, что большевики, мол, «запродали» Сибирь австрийцам и мадьярам.

…Значит, одиннадцать осужденных ждут в эти минуты своей казни. Десять русских и он, Карой Лигети, сын венгерского кузнеца.

Десять русских… Он знал некоторых из них. Но не всех. На суде же словно с каждым породнился. Марк Никифоров, Александр Усов, Алексей Улыбин… Их всех обвиняли в том, что они были членами Сибирского областного комитета партии. Среди осужденных есть и женщина, которая ждет ребенка. Любовь Годисова, курьер ЦК РКП(б). Неужели хотя бы в последний момент будущую мать не помилуют?

Опять залаяли собаки. И теперь уже видно, что на улице светлеет. Исчезла в узкой щели окна Полярная звезда.

А какая боль в ногах! Если бы ему разрешили провести эту ночь с товарищами, он так не страдал бы! Одиночество в ожидании казни — самая изощренная из пыток.

Но как же другие? Нет. Прочь уныние. Он никогда в своей жизни не давал повода для радости врагу. И не даст сейчас, в эти последние часы.

Он должен еще дописать для товарищей свое завещание. Должен.

Важно, чтобы они услышали его слова, чтобы отозвались на них и сердцем, и мыслями, и действием.

Я лягу здесь в безвестную могилу,
Но вам огонь души моей отдам.
Пусть он в боях утроит вашу силу
И вдохновенье передаст бойцам.

Кажется, все. По логике мысли все. Но лучше еще как-то усилить конец. Как бы подвести итог.

Пусть я погиб. Но вы несите знамя.
Мы победим! Враг не избегнет кары.
В решающих боях я буду с вами.
Мы будем вместе, красные мадьяры!*

( «Омская правда», 1958, 28 октября. Перевод с венгерского В. Горского и Н. Колмогорова.)

Огрызок карандаша и как великое богатство — клочок бумаги. Счастье еще, что это удалось заполучить.

Вернее же всего нацарапать на стене заветные строки. Но вернее ли? Сможет ли понять венгерский язык тот, кто окажется в этой камере позднее? Не сотрет ли время дорогие строки, так и оставив их не замеченными никем?

На секунду представилось вдруг все стихотворение полностью напечатанным. Как мог бы разверстать его Калман Дэвичка, этот незаменимый типограф омской «Форрадалом»! С каким трудом собирали товарищи для газеты на венгерском языке латинский шрифт по всем типографиям, но все равно некоторых букв не хватало, однако Калман Дэвичка умудрялся каким-то образом выходить из положения — и газету выпускали в точном соответствии с графиком. А стихи в газете всегда выделялись так, что казалось, их просто нельзя не прочесть.

Вспомнились вдруг самые разные стихотворения, напечатанные уже и еще не напечатанные. Одно из них (начальный вариант «Моего завещания») он передал на днях Зосе. Обнял ее при свидании. Незаметно подоткнул бумажку ей под воротник. Найдет ли? Должна найти. Она опытный и догадливый конспиратор.

Как здорово было бы увидеть все свои стихотворения собранными в одной книжке. Начиная с того самого первого стихотворения «Вечер», которое было опубликовано в будапештской газете «Непсава». Сейчас оно может показаться, пожалуй, неожиданно спокойным и в этом смысле не характерным для него. Ведь все последующие стихи неизменно складывались в его душе, как протест против существующего положения вещей, как призыв к борьбе. Уже в первые годы творчества были написаны стихотворения: «Денежная любовь», «Красный туман», «Брат мой униженный Янош Каланьи», «О маловеры, слуг покорных племя» и другие.

Первая страница газеты «Форрадалом» («Революция»). Под названием газеты можно прочесть имя ее редактора — Лигети Карой.

Дом на улице Омской, где жили когда-то военнопленные офицеры, а позднее размещались секции национальных комитетов. Здесь часто бывал Карой Лигети.

 

Что ж, пусть у него так и не получилось сборника стихов. И никто не писал рецензии на них. Но их переписывали от руки в своих бараках военнопленные. Их носили с собой, как самое дорогое, укрыв в складках одежды. Их учили наизусть. Обращенные к людям поэтические строки доходили до них.

Жаль, что теперь определенно погиб его архив. Он так и оставил все свои записи, все дневники и блокноты в редакционном столе, в той комнате, которую отвели для редакции «Форрадалом» в Доме республики.

Тогда, год назад, и в голову не приходило, что он может не вернуться к этому столу. Настрой был такой: отобьют белочехов, подступающих к городу, и снова за свои дела. Но вот получилось все иначе. Временная неудача. В борьбе это бывает. В борьбе будь готовым ко всему.

А сейчас надо подняться на ноги. Упереться спиной в стену камеры и заставить себя сделать рывок.

Он должен встретить своих палачей стоя. Только стоя. И никто никогда не узнает, как было трудно ему.

Что это? Он не может подняться? Похоже, в этих подземельях ему повредили позвоночник. Иначе он так бы не страдал. Ноги изранены осколками снаряда. Его везли тогда в трюме парохода по Иртышу. После того, как бойцы отряда попали в засаду у села Карташово, его отправили вначале в Тобольск, а оттуда — в Омск. Ноги уже заживали. А сейчас опять эта непереносимая боль.

Спокойно, однако. Спокойно. В запасе еще есть какое-то время. Еще не слышно позвякиванья ключей, с которыми тюремщики ходят открывать камеры. Здесь он научился улавливать этот звук издалека.

Спокойно. И боль скоро утихнет…

Как мягко поглаживали ласковые руки сестры Розалии. Сколько лет уже он не видел ее? Всего четыре года? А как будто целая вечность. Такое густо насыщенное время! Столько событий!

Но, что бы ни случилось дальше, главное они уже сделали. «Они» — это такие, как он,— сумевшие донести до своих соотечественников факел истины, зажечь их души революционным огнем. А нелегко это было — зажигать. Иные бывшие крестьяне в солдатских шинелях, запуганные офицерами, колебались и выжидали. Как он писал тогда, обращаясь к этой части мадьяр, как старался помочь им преодолеть нерешительность:

О маловеры, слуг покорных племя,
Зажечь огнем сердца настало время.
Так зажигайте ж их от моего,
Сбивая цепи с сердца своего.

Позднее он читал яркие, как пламя, слова Бела Куна: «Вернитесь домой и подожгите всю страну от края до края, сломите все препятствия на пути освобождения порабощенных… Вы видели русскую революцию, она показала вам всем, что спасение пролетариата в его собственных руках… Пусть каждый из вас… будет учителем революции». Это было опубликовано в «Правде» 18 апреля 1918 года. Лигети долго носил с собой ту газету. И, выступая, столько раз цитировал эти слова, что выучил их наизусть. Это были слова из речи Бела Куна на Всероссийском съезде военнопленных в Москве. Там присутствовало 400 делегатов от 500 тысяч пленных. И тогда же была создана при ЦК РКП(б) Федерация иностранных групп, о которой Ленин сказал: «Здесь замечается настоящая основа того, что сделано нами для III Интернационала».* (* В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 38, с. 147.)

Председателем Федерации избрали тогда Бела Куна. Он представлял на том съезде Томскую организацию военнопленных. Бела Кун… Теперь он там, в Красной Венгрии. Основатель компартии, Возглавляет правительство Республики. Лигети видел его до войны в Будапеште. Кун был журналистом. Запомнилось: яркая индивидуальность, умеет образно писать и пламенно говорить. Большой шум был поднят в венгерской прессе, когда Куна арестовали и предали суду за призыв к насилию против властей: он тогда написал брошюру «Бестии на улицах»— о жандармах, которые стреляли в восставших рабочих.

Рассвет… Второе июня 1919 года. Это будет уже 73-й день жизни Советской Венгрии. Трудный день. Ведь Республика борется. У порога ее — воинские части Антанты. Сердце болит, когда думаешь об этом. Сможет ли маленькая страна противостоять зубастому миру капитала? Удастся ли русским прорваться на помощь к ней? Только бы она выстояла. Только бы…

Ну а теперь надо встать. Слышится позвякивание ключей. Надо встать.

Усилие. Еще усилие. Все. Он поднялся!

 

• << Назад
• Вперёд >>

• Омск — Пешт
• Красные звезды
• Минута молчания
• Ночь перед казнью
• Зося-бьшиночка — комиссар
• Клятва дочери
• Групповой портрет неизвестных
• Поединок с «тигром»
• Дунайские мосты
• Обелиск в Сазхаломбатте
• Чашка чая у Горских
• Для будущих поколений
• Этот удивительный дневник
• Сто один вопросительный знак
• Продолжение следует…
• «Саженцы орехового дерева»
• «Тайны» доктора Лёкёша
• Сюрприз
• «Метелица» и «Тапиоменте»
• Две Ирины
• Кишдобоши и омичата
• Капли золотого дождя
• Выходные данные | Фото и иллюстрации
• Все страницы