Минута молчания — Страница 3

Публицистика Проза Публицистика Омск — Пешт

Омск — Пешт — Минута молчания

Страница 3 из 23

ЧЕРЕЗ ГОДЫ, ЧЕРЕЗ РАССТОЯНИЯ

Минута молчания

Слышу рядом в толпе чей-то вопрос:

А кто они были, эти тринадцать товарищей из Венгрии?

Ответа не разобрать. Потому что как раз в этот момент воздух «взрывает» оркестр. Звучит Гимн Советского Союза. А затем:

Митинг, посвященный 60-летию освобождения Омска от колчаковщины, объявляется открытым.

Знамена. Цветы.

С трибуны называют имена тех, кто погиб за Советскую власть, и предлагают почтить память павших минутой молчания.

Все мгновенно погружается в тишину, метроном гулко отсчитывает секунды. Люди стоят. Люди молчат. Люди думают.

И каждый, конечно, через какие-то свои ассоциации воспринимает этот момент.

Нетрудно представить себе, например, какие чувства испытывает Ирина Григорьевна Астафьева, раскройщица обувной фабрики «40 лет Октября», делегат XXIV съезда КПСС. Только что она рассказывала о том, как колчаковцы на берегу озера Мангут убили ее деда, сельского кузнеца Степана Ниловича Прохорова, и двух его братьев.

Можно догадаться и о мыслях человека, спрашивавшего о товарищах из Венгрии. Он имел, очевидно, в виду тех тринадцать интернационалистов, которые покоятся здесь, в мемориальном сквере, рядом со 120 жертвами Колчака, похороненными в братской могиле. Об этих тринадцати, к сожалению, мы мало знаем. Известно только, что они были бойцами интернационального отряда и расстреляны в июне 1918 года. А ведь, возможно, живы еще люди, которые могли бы что-то рассказать и о них, и об обстоятельствах их гибели.

Митинг продолжается… Метроном своими гулкими ударами отсчитал положенные шестьдесят секунд. Традиционная «минута молчания» окончилась. Но осталась в людях навеянная ею сосредоточенность. И каждый, слушая выступающих, словно бы переносится в то далекое тревожное время, когда на долю Омска выпало серьезное испытание. Все, ставшее в буднях привычным, вдруг обретает новую окраску.

Поистине неисповедимы пути истории. В то время, когда все в России перевернулось, когда над страной засиял свет Октября, колчаковские банды избрали Омск главным местом своего сосредоточения — ставкой Колчака.

Долгих семнадцать месяцев топтали эту землю кровавые сапоги не только русских белогвардейцев, но и интервентов — англичан, французов, японцев. Гордо вытянув шею, ездил по ней в своем автомобиле новоявленный «верховный правитель России» адмирал Колчак. А уж сколько разных министров семенило здесь по тротуарам и дорожкам — не счесть. В Омск ведь тогда сбежались все, какие только были, самозваные белогвардейские правительства: и Уфимская директория, и Самарский комуч, и сибирское временное правительство…

Ну и, понятно, прохаживались по этой земле, поблизости от белогвардейских министерств, разные владельцы заводов и фабрик, поместий, банков, торговых предприятий. Уж их-то нагрянуло сюда, как говорится, видимо-невидимо. «…В Омске теперь одни насчитывают 900 тысяч буржуазии, а другие — 500 тысяч. Вся буржуазия поголовно сошлась туда»*( * В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 39. с. 40.), — говорил в тот период Владимир Ильич Ленин.

Цветы к памятнику тринадцати венграм-интернационалистам.

В городе важно заседал колчаковский «совет министров». Торжественно собирался и «сенат». Без конца шли совещания в ставке «главного командования». Адмирал в угоду Антанте разыгрывал из себя сильную личность. Ведь именно такую личность искали для «спасения России» Черчилль и иже с ним. Колчака перехватили прямо на середине его пути в Месопотамию, куда он направился было по прежней договоренности с англичанами для осуществления какой-то военной операции. Новое предложение, однако, выглядело более заманчивым, и он, недолго думая, повернул с берегов Средиземного моря в Сибирь.

Жизнь Омска в период колчаковщины напоминала пир во время чумы. По улицам бодро маршировали солдаты. В церквах устраивались пышные молебны, а в ресторанах — нескончаемые празднества. На казачьи парады из Никольского собора, что против здания кадетского корпуса (ныне — общевойсковое военное училище), выносили знамя Ермака, доставленное туда из Тобольской губернии на исходе прошлого века. Это знамя, по идее, должно было помочь и Колчаку.

А между тем в воздухе витали догадки, что все это лишь передышка перед разгромом. Ищейки одиннадцати колчаковских контрразведок сбивались с ног в поисках большевиков, членов подпольной организации. А мстительно жестокие карательные отряды рыскали по деревням, зверски расправляясь с сопротивлением. Не случайно В. И. Ленин сказал тогда, что колчаковская диктатура — «самая бешеная, хуже всякой царской» *(* В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 39, с. 127.).

Знамя Ермака не помогало. Не помогли ни молебны, ни оружие, ни воинские части интервентов. Истинное положение «верховного правителя» можно было сравнить с сиденьем на пороховой бочке, да еще в окружении наведенных на него пушечных стволов. Снаружи — Красная Армия. Внутри —большевистское подполье.

Омск в то время был не только столицей восточной контрреволюции, но и центром революционной борьбы в Западной Сибири. Здесь действовали члены Сибирского бюро ЦК РКП(б). При их участии проведены три подпольные областные партийные конференции. В Омске было подготовлено два восстания — 22 декабря 1918 года и 1 февраля 1919 года.

Выбывали из строя одни бойцы—на их место становились другие. Сопротивление росло. Борьба не прекращалась ни на день, ни на час.

И теперь, говоря о том времени, участники митинга называли бессмертные для омичей имена:

Николай Яковлев, Александр Масленников, Арнольд Нейбут, Михаил Рабинович, Карой Лигети…

Выступающие с трибуны отмечали, что в большевистском подполье, как и в Красной Армии, были не только граждане России. Первая мировая война забросила сюда в качестве военнопленных рабочих и крестьян из самых разных уголков земли. До двадцати тысяч иностранных пролетариев насчитывалось в те годы в Омске и его окрестностях. И как буржуазия всей планеты объединялась, чтобы раздавить первое в мире государство трудящихся, так и трудящиеся разных стран плечом к плечу вставали, чтобы защитить его.

Вскоре после Октябрьской революции из Омска на борьбу с белогвардейскими бандами было направлено несколько интернациональных отрядов. Среди их бойцов было много красных мадьяр. В период колчаковщины венгры под руководством большевиков участвовали и в подпольной работе. Причем настолько активно, что начальник колчаковской контрразведки полковник Злобин в конце концов отдал паническое распоряжение:

«Всех военнопленных мадьярской национальности подвергнуть личному задержанию, а затем и удалению в кратчайший срок из Омска и его окрестностей».

И снова слышу рядом тот самый вопрос о тринадцати венграх, покоящихся в мемориальном сквере.

А потом — неожиданно! — и чей-то ответ:

Мне отец рассказывал, что их расстреляли у железной дороги…

Оборачиваюсь. Взглядом ищу, кто это сказал. Но все снова молчат, слушая выступающих.

Теперь уже ораторы говорят о том, как соединились вместе две народные силы. Как Красной Армии помогли подпольщики.

И как вынуждены были позорно бежать из города части интервентов и войска Колчака.

Одним из первых тайно скрылся из Омска сам «верховный правитель».

Его примеру последовал и английский полковник Уорд, которому за участие в подавлении восстания 22 декабря 1918 года было присвоено почетное звание атамана сибирских казачьих войск.

Не собирался задерживаться в этом городе и другой представитель Антанты — французский генерал Жанен. Правда, ему не очень повезло с эвакуацией. На его долю поначалу не хватило исправного паровоза. А точнее — это железнодорожники, конечно, оказывали сопротивление интервентам. Город ждал: не сегодня-завтра придут красные.

И красные пришли. Это произошло 14 ноября 1919 года. Они победно прошли по улице, которая с той поры носит название Красный Путь.

Выступающие называют имена тех, кто освобождал Омск. Это — Тухачевский и Матиясевич, под командованием которых действовали Третья и Пятая армии. Это — Блажевич, командир особенно отличившейся при взятии города 27-й дивизии, которая позднее стала именоваться Омской. Это — ставшие в дальнейшем маршалами Советского Союза: комдив Блюхер и командир дивизиона Рокоссовский, командир полка Чуйков и комиссар бронепоезда Конев.

Идет в выступлениях речь и о сегодняшних днях. О том, что слава отцов и в делах сыновей. О том, как помолодел и расцвел город, ставший миллионным.

Митинг окончен. И начинается возложение венков.

Дрогнули колонны. Как будто живая река из цветов направилась к памятнику Борцам революции, к братским могилам в мемориальном сквере.

Делаю еще одну попытку разыскать того, кто говорил о расстреле тринадцати венгров у железной дороги. И опять безрезультатно. А жаль. Безмерно жаль. Ведь, может, при этом навсегда утеряна какая-то очень важная ниточка…

На следующий день я снова прихожу на это место. Долго брожу по мемориальному скверу. Рядом с двумя юными часовыми стою у Вечного огня.

Кажется, все здесь давно знакомо. Кажется, наизусть знаю все надписи на граните. Но в связи со вчерашним вопросом о тринадцати венграх захотелось побывать здесь еще, вспомнить, подумать.

Стою и думаю об истории этого сквера. В ней есть свои памятные вехи. В конце ноября 1919 года похоронили в этой земле 120 жертв Колчака. То были политические заключенные. Белогвардейцы, предварительно напившись до обалдения, выводили их ночью группами из городской тюрьмы в загородную рощу и там, у большого оврага, расстреливали из пулеметов, рубили шашками. Их обнаружили сразу после освобождения в овраге. Кого-то из них опознали товарищи или родственники. Но многие так и остались неизвестными. В похоронах участвовали не только тысячи омичей, но и жители окрестных деревень. Гробы как бы плыли в воздухе. Их несли на плечах один за другим — все сто двадцать. По центральной улице траурная процессия медленно спускалась с горы к мосту через Омь. И над городом рыдала мелодия старой революционной песни «Вы жертвою пали в борьбе роковой».

Памятник Борцам революции в том виде, в каком он сохранился до наших дней, установлен здесь летом 1923 года. Интересны и биография скульптора и то, с каким трудом этот памятник рождался. Воспитанник Строгановского художественного училища в Москве Николай Виноградов прошел длинный боевой путь в рядах Пятой армии и освобождал Омск. К тому времени, когда решено было создать эту скульптуру, он уже демобилизовался и перед возвращением в столицу какой-то период работал преподавателем Омского художественно-промышленного училища. В те годы у города не было возможности отлить композицию из бронзы или сделать ее из камня. Скульптуру лепили из быстро схватывающегося портландского цемента. Лепили, стоя на лесах под натянутым сверху шатром. Причем делали скульптуру сразу в окончательном варианте, и можно себе представить, каким испытанием это было для ее автора.

Однако хорошо знакомая нам скульптурная группа с первых же дней полюбилась сибирякам. Силуэт этой композиции с призывно поднятым знаменем, которое женщина подхватила из рук раненого бойца, стал своего рода символом города.

Большие изменения произошли в этом сквере в период подготовки к пятидесятилетию Советской власти. Он был реконструирован. Обрел художественную завершенность. И его официально стали называть уже не сквером имени А. Масленникова, как прежде, а мемориальным Сквером памяти борцов революции.

В июне 1966 года в эту землю с разных концов города были перенесены останки участников борьбы за Советскую власть. С северной стороны в сквере теперь покоятся красногвардейцы — рабочие главных железнодорожных мастерских и городских предприятий, павшие в бою с белочехами под Марьяновкой. Здесь перезахоронены и двенадцать узников колчаковского концлагеря, расстрелянные за то, что они сделали подкоп для побега.

Тогда же перенесли сюда и братскую могилу тринадцати венгров — бойцов интернационального отряда. Над ней теперь — памятник работы омского скульптора Федора Бугаенко. Нельзя без волнения отнестись и к выбитым на камне словам:

Взрастили вас края иные,
Но в памяти признательной своей
Вас бережно хранит Советская Россия,
Как мать любимых сыновей.

Надпись на могильной плите сообщает, что интернационалисты были расстреляны белогвардейцами в июне 1918 года. Но не сказано, при каких обстоятельствах, где.

Придя домой в этот день, листаю книги Алексея Федоровича Палашенкова. Работая директором областного краеведческого музея, он взял на себя важнейший труд по описанию памятников и памятных мест Омска и области. И работы его ценны тем, что содержат не просто внешнюю характеристику памятника, но главное — дают представление о тех событиях истории, которые с ним связаны.

О мемориальном сквере у него рассказано достаточно подробно. Названо и несколько имен тех, кто похоронен здесь. В 1920 году, например, умер от тифа сам всю жизнь лечивший людей врач Ф. В. Гусаров. Это был видный общественный деятель, с большим стажем подпольной революционной работы, еще во времена царизма приговоренный к восьми годам каторги. Омичи похоронили его здесь, рядом с большой братской могилой.

Здесь покоятся и выполнявшие опасные задания партии во времена Колчака разведчики И. В. Колосков и К. И. Шамов. Первый из них проник в штаб белогвардейцев, а второй, торгуя изделиями в киоске около нынешнего театра музкомедии, вел наблюдение и за главной контрразведкой, что была напротив, и за домом Колчака, находившимся поблизости, на берегу Иртыша. Белогвардейцы раскрыли красных разведчиков перед своим бегством и расстреляли в самый последний момент.

А вот строки и о тринадцати венграх. В последней из книг А. Ф. Палашенкова сказано, что прежде они были похоронены в Октябрьском районе. Тогда нахожу его книгу, изданную в 1956 году. Нет ли там каких-нибудь подробностей?

Оказывается — есть. Правда, не совсем то, что хотелось бы узнать. Но все-таки нечто интересное.

В книге читаю, что над могильным холмом в Октябрьском районе установлен своеобразный памятник — железный карман от вагона-ледника, поставленный на каменное основание и увенчанный сверху тремя пятиконечными звездами.

Железный карман?

Тотчас вспоминаю, что у меня есть несколько давних снимков, в которых я никак не могу разобраться. На одном из них митинг на улице, на втором — приспособленный под трибуну кузов грузовика, где выступает один из знакомых мне венгров, а на третьем — как раз такой вот описанный А. Ф. Палашенковым памятник — железный карман.

Значит, это был митинг в память о венгерских интернационалистах. На обороте снимков указан год — 1958-й. И еще написано: «Автошинный поселок».

Но почему все-таки установлен был этот железный карман от вагона-ледника? Какая-то связь с железнодорожниками?

И имеет ли отношение ко всему этому та фраза, случайно услышанная мною: «Мне отец рассказывал, что их расстреляли у железной дороги…»?

 

• << Назад
• Вперёд >>

• Омск — Пешт
• Красные звезды
• Минута молчания
• Ночь перед казнью
• Зося-бьшиночка — комиссар
• Клятва дочери
• Групповой портрет неизвестных
• Поединок с «тигром»
• Дунайские мосты
• Обелиск в Сазхаломбатте
• Чашка чая у Горских
• Для будущих поколений
• Этот удивительный дневник
• Сто один вопросительный знак
• Продолжение следует…
• «Саженцы орехового дерева»
• «Тайны» доктора Лёкёша
• Сюрприз
• «Метелица» и «Тапиоменте»
• Две Ирины
• Кишдобоши и омичата
• Капли золотого дождя
• Выходные данные | Фото и иллюстрации
• Все страницы