Групповой портрет неизвестных — Страница 7

Публицистика Проза Публицистика Омск — Пешт

Омск — Пешт — Групповой портрет неизвестных

Страница 7 из 23

ЧЕРЕЗ ГОДЫ, ЧЕРЕЗ РАССТОЯНИЯ

Групповой портрет неизвестных

Очень долго эта фотография оставалась для меня загадкой.

Собственно, в мои-то руки попала, конечно, копия снимка, а никак не его оригинал. Притом копия, переснятая, как можно было заключить, из какой-то книги или журнала. Так что качество этой групповой фотографии, естественно, было не лучшим.

Не удавалось даже разглядеть, что же такое держат в руках сидящие в первом ряду семь человек. Вид у них был в общем-то артистический. На снимке выделялись светлые костюмы и темные галстуки на фоне белых рубашек, а у четверых даже можно было различить вместо галстуков изящные черные бабочки, что явно свидетельствовало о принадлежности их обладателей и к миру искусства.

Но нижняя часть фотографии была очень уж темной, и оставалось только гадать, что же скрывает она. Похоже, шестеро держат в руках какие-то палки, а у седьмого и вовсе как будто на коленях тарелка или миска, или, может быть, таз.

О мужчинах, которые стояли во втором и третьем рядах, составить какое-то определенное представление было еще труднее. Разве только бросалось в глаза, что пятеро из них не в костюмах, а в военных гимнастерках. Но кто они — я так долгое время и не знала.

Удивляло еще, что к групповому портрету девятнадцати неизвестных подколот другой снимок: на нем слева не то морская, не то речная гладь, а справа, на переднем плане, уютная песчаная бухточка с причалившей к берегу моторкой, на заднем же плане резко выделяется своей крутизной поросший зеленью утес, на вершине которого белеет наподобие маяка двухэтажное здание.

И моторка, и светлое здание были явно современными. Тогда уж совсем непонятно, почему этот снимок последних лет столь бережно подколот к тому, явно историческому, относящемуся, как можно судить по костюмам неизвестных, скорее всего к годам революции и гражданской войны.

Ругая себя за то, что своевременно не привела в порядок фотоархив, я решила отложить оба снимка в отдельный пакет и постараться как-нибудь на досуге выяснить, откуда они вообще ко мне попали.

Когда редакция «Омской правды» проводила конкурс «Как ты знаешь Венгрию?», на него тогда за два тура поступило около четырехсот писем. И некоторые наши знатоки Венгрии вместе с ответами на конкурсные вопросы прислали переснятые отовсюду фотографии, связанные с деятельностью венгерских интернационалистов, с развитием советско-венгерской дружбы.

Этот снимок долго оставался загадкой.

Таинственный утес.

Я решила, что надо будет поискать фотографию в книгах, посвященных венгерским интернационалистам.

Начала, конечно, с солидного двухтомника, подготовленного совместно советскими и венгерскими учеными. Это сборник документов под названием «Венгерские интернационалисты в Октябрьской революции и гражданской войне в СССР». Перелистывала его тщательно. Нашла несколько групповых портретов. Но ни один из них не имел ничего общего с тем, который интересовал меня.

Вот групповой портрет необычно большой. На огромной лесной поляне расположился Третий интернациональный полк чуть ли не в полном составе. Одни сидят, другие стоят, но достаточно четко видно даже конников, которые расположились в самой глубине у леса. Этот полк, носивший название Туркестанский, воевал в Средней Азии, на Северном Кавказе и на Юго-Западном фронте. За самоотверженную борьбу с контрреволюцией награжден орденом Красного Знамени.

И еще… Группа венгерских интернационалистов в Оренбурге. Красные мадьяры в частях прославленной Чапаевской дивизии, в коннице С. М. Буденного, в кавалерийской бригаде Г. И. Котовского. Интернациональный отряд, участвовавший в боях под Нарвой и Псковом, под командованием Бела Куна. На нескольких снимках — красные мадьяры, сражавшиеся в составе частей Забайкальского фронта. Это о них командующий фронтом Сергей Лазо сказал ставшую популярной фразу: «В бою они стремительны, дерутся с темпераментом. Преданы революции».

Снимки, снимки, снимки… Индивидуальные и групповые портреты. А нужного мне все нет. И даже — ничего близкого.

На этих снимках — люди сфотографированы большей частью в гимнастерках, в военных шинелях. В руках у них винтовки. И вид у всех боевой.

Что же касается группового портрета, который я разыскиваю, то у персонажей его какой-то очень уж мирный, очень штатский, гражданский облик.

Может быть, это вообще снимок не тех лет или, может, он не имеет никакого отношения к красным мадьярам, — начали вкрадываться сомнения. Но тогда почему же он попал в ту папку, куда я откладываю все, связанное с Венгрией? Случайность? Мало вероятно. И все-таки другого объяснения пока нет.

На какое-то время поиски пришлось оставить. Нахлынули другие дела.

И я уже стала как-то забывать о загадочном для меня портрете неизвестных, как вдруг однажды, листая журнал «Огонек» за 1974 год, я увидела эти снимки.

Со страницы «Огонька» смотрели уже хорошо знакомые мне лица. И здесь, на этом более четком снимке, было видно, что в руках у сидящих в первом ряду — не палки, а смычки и рядом с каждым виолончель или скрипка, которые на темной копии разглядеть никак не удавалось. А тот, кто держал на коленях вроде бы таз, оказался барабанщиком.

Конечно, музыканты. И как это раньше не пришло в голову? Ведь у всех у них такой вид, словно они только закончили играть, только завершили концерт и сдвинулись поплотнее для того, чтобы сфотографироваться.

Под снимком была подпись: «Австро-венгерские музыканты, расстрелянные калмыковцами». А внизу — та, вторая, фотография — с обрывистым берегом и заметка Ю. Дурнева из Хабаровска под названием «Есть на Амуре утес».

Позднее я читала еще и в книгах, и в журналах об этих музыкантах. Однако та первая заметка и то волнение, которое нельзя было не испытать при чтении ее, пожалуй, не забудутся никогда.

Будучи мобилизованными в австро-венгерскую армию, они в ходе первой мировой войны попали в плен и оказались в очень далеком от их родины городе — Хабаровске. Квартировали в небольшом доме. А на пропитание себе добывали средства тем, что играли вечерами в одном из ресторанов, который носил достаточно скромное название «Чашка чая».

Кругом кипела борьба. Их соотечественники записывались в интернациональные отряды, брали в руки винтовки и плечом к плечу с бойцами Красной Армии шли защищать Советскую власть. Но эти оркестранты так и оставались здесь, в своем оркестре. И кто-то мог даже подумать, что им безразлично все в чужой для них стране, что у них одно-единственное желание — пережить во что бы то ни стало это смутное время с тем, чтобы при первой же возможности благополучно вернуться домой.

Власть в Хабаровске менялась. А они, несмотря ни на что, каждый вечер все так же ходили играть в своем ресторане.

Они жили музыкой, жили в музыке, и многим, конечно, казалось, что их в общем-то не интересует никто и ничто.

Правда, когда их просили выступить бесплатно перед рабочими, они соглашались. Когда потребовалось дать несколько концертов в пользу детского приюта, они тоже сделали это с удовольствием.

Но вот город заняли банды атамана Калмыкова. Начались погромы. Белогвардейцы зверствовали, арестовывая и убивая всех, кто поддерживал власть Советов. А музыканты, как и прежде, продолжали вечерами играть в ресторане под скромной вывеской «Чашка чая».

Они играли теперь для белогвардейских офицеров, Играли венгерские мелодии, вальсы Штрауса. У них был свой, прочно сложившийся репертуар, пригодный для исполнения во все времена.

Но однажды вечером к оркестру подошел подвыпивший калмыковский офицер. Он приказал:

— Маэстро! Играйте царский гимн!

Музыканты переглянулись между собой, пожали плечами.

— Играйте, маэстро! Быстро играйте. «Боже, царя храни», — настаивал офицер и сам запел.

Собравшиеся в ресторане калмыковцы стали ему подпевать, и все смотрели на оркестрантов.

Но оркестранты молчали.

— Да это же бунт! Надо их наказать! Это красные бунтовщики! — стали возмущаться офицеры, но их выкрики вскоре утонули в венгерских народных мелодиях.

— Не думайте, что вам это сойдет с рук! — предупредил пьяный зачинщик скандала, когда наконец в музыке наступила пауза. — Завтра утром прибыть всем на вокзал для встречи атамана. Там будете играть царский гимн.

И он снова запел «Боже, царя храни…»

Музыканты сидели потупившись.

Когда же настало утро, никто из них на вокзал встречать атамана не пошел.

В тот же день их арестовали. Шестнадцать из тех девятнадцати, которые запечатлены на групповом портрете, попали в руки бандитов.

История сохранила свидетельства о том, что музыкантов пытали и избивали. Хотели сломить их волю. Хотели заставить их все-таки сыграть царский гимн.

Но они стояли на своем. Они отказались даже прикоснуться к инструментам.

Тогда, стараясь устрашить своих пленников, белогвардейцы погнали их к утесу на берегу Амура.

Шестнадцать музыкантов поставили в линию у самого края крутого берега.

— Итак, маэстро, исполним царский гимн или нет? — издевался офицер. — Ну, кто хочет жить, запевайте за мной: «Боже, царя храни…»

— Вставай, проклятьем заклейменный, — вдруг раздалось ему в ответ.

Вначале один голос. Не очень уверенно. Но тут же за ним сильнее и громче подхватили это другие голоса. И вот уже на весь берег зазвучало отчаянно дерзостное последнее слово этих тихих людей, вроде бы совсем далеких от политических событий того времени:

— Вставай, проклятьем заклейменный весь мир голодных и рабов, — пели они.

Пели на своем языке, но грозно наступательный настрой «Интернационала» был известен всем.

И офицер в первое мгновенье растерялся от неожиданности.

— Молчать, — закричал он, наконец, что было сил.

Но никто его и не услышал.

— Солдаты! Слушай мою команду! Пли!

Но солдаты стояли, не двигаясь.

— Расстреляю подряд всех мерзавцев. Слушай мою команду! Пли!

Первый залп не заглушил, не мог заглушить набравшую силу песню. Еще остававшиеся в живых пели и за тех, кто только что стоял рядом…

Недавно попала мне в руки еще одна книга, в которой есть фотография этих венгерских музыкантов. Другая фотография, на ней они сняты, видно, во время репетиции оркестра. Каждый на своем стуле. На двоих — пюпитр. В объектив попали не все оркестранты. Здесь их только одиннадцать. У тех, кто на переднем плане, можно разглядеть лица. Лишь двое из них молоды, остальные в годах.

Эта книга называется «Венгры на берегах Амура». Она издана в Будапеште. Автор ее Еспё Дьёрке не только собрал богатый документальный материал, но ему удалось щедро иллюстрировать его.

В несколько ином ракурсе показан здесь и утес. Крутой спуск порос бурьяном. Он показан вблизи со всеми его неровностями и колдобинами. Глядя на этот снимок, почти физически ощущаешь страшную картину казни.

В книге есть и фотография мемориальной доски, на которой написано: «На этом месте 5 сентября 1918 г. белогвардейцами были зверски замучены 16 военных австро-венгерских музыкантов, сочувствовавших Советской власти». Книга сообщает, что русские рабочие похоронили венгерских музыкантов вместе со своими товарищами в единой братской могиле.

…И еще один групповой портрет неизвестных занимал какое-то время мои мысли, заставляя прикидывать, кто бы это мог быть на нем запечатлен. К сожалению, стремление разгадать тайну привело к тому, что, отправив снимок «на консультацию» в один из сибирских архивов, я назад его не получила. Он был утерян почтой. Не оставалось даже копии с него.

Сохранилось, однако, кое-что в памяти. На том снимке была группа из шести человек. Все с винтовками. Четверо по виду коренные сибиряки — с угрюмыми бородами и в зипунах. А двое — в шинелях австро-венгерской армии. Лица с характерными пышно-мадьярскими усами. На обороте фотографии русские фамилии без инициалов и имена венгров: Ласло Варга и Карой Балог. То ли это партизаны сибирского севера, то ли группа бойцов интернационального отряда. Передавший мне этот снимок человек нашел его в семейном альбоме и сам, обращаясь в редакцию, мечтал что-либо узнать, так как оставшиеся в живых родственники никакими сведениями о сфотографированных не располагали.

Прошло время, случай с фотографией уже забылся. Пришлось, однако, еще раз вспомнить о нем. В конце 1979 года в «Омскую правду» поступил материал из самого северного района области — Усть-Ишимского. В нем рассказывалось об участниках освобождения тех мест от колчаковщины. И рядом с именем командира партизанского отряда Семена Дорофеевича Кривых стояло имя… Кароя Балога. Правда, сибиряки, как говорится, его перекрестила, стали называть Карлом, но это был, без сомнения, Карой, мадьяр.

Районные краеведы провели поисковую работу, стремясь побольше узнать о людях, в честь которых установлен обелиск на берегу Иртыша. Кое-что удалось узнать от местных старожилов. Велась переписка с ветеранами 51-й стрелковой дивизии, которая освобождала север области от белогвардейцев. Связались краеведы и с венгерскими товарищами.

В конце концов картина стала вырисовываться такая. Семен Дорофеевич Кривых, крестьянин села Скрипкино, возглавлял партизанский отряд, в котором в отдельные периоды насчитывалось до ста человек. А Карой Балог командовал в этом отряде конной разведкой. С ним в разведке были И. Иванцов и И. Кащеев. Они втроем попали в партизанский отряд случайно, когда в результате передвижения белых оказались отрезанными от своей 51-й дивизии. Конные разведчики прославились храбростью. О бесстрашии Балога по селам ходили легенды. Сибиряки говорили про него уважительно: «Наш Карл».

Как удалось установить, К. Балог вступил в Красную Армию добровольцем в августе 1919 года. Это было возле Тюмени. С дивизией он прошел славный боевой путь. Особенно отличились три разведчика во время наступления под Тобольском. Рассказывают, что однажды, ворвавшись ночью в деревню, они с помощью гранат принудили сдаться в плен целый гарнизон.

Гибель К. Балога была трагической.

Выследив его, каратели варварски расправились с ним: выкололи глаза, раздетого и босого водили по снегу.

Товарищам не удалось спасти отважного разведчика. Когда Усть-Ишим был освобожден, венгерского интернационалиста торжественно похоронили в центре этого большого села. Играл оркестр. Произносились речи. Герою установили памятник.

Карой Балог… Не он ли был на том утерянном снимке?

А сколько еще подобных тайн хранит река истории! Важно, однако, чтобы ни сейчас, ни потом не исчезало у людей желание побольше узнать о том времени и о героях его.

 

• << Назад
• Вперёд >>

• Омск — Пешт
• Красные звезды
• Минута молчания
• Ночь перед казнью
• Зося-бьшиночка — комиссар
• Клятва дочери
• Групповой портрет неизвестных
• Поединок с «тигром»
• Дунайские мосты
• Обелиск в Сазхаломбатте
• Чашка чая у Горских
• Для будущих поколений
• Этот удивительный дневник
• Сто один вопросительный знак
• Продолжение следует…
• «Саженцы орехового дерева»
• «Тайны» доктора Лёкёша
• Сюрприз
• «Метелица» и «Тапиоменте»
• Две Ирины
• Кишдобоши и омичата
• Капли золотого дождя
• Выходные данные | Фото и иллюстрации
• Все страницы