Глава 5. Morbus sacer и подполье «сумрачного гения». — Страница 8

Литература Проза Литература Не дай мне бог сойти с ума

Не дай мне бог сойти с ума — Глава 5. Morbus sacer и подполье «сумрачного гения».

Страница 8 из 18

Глава V

 

Призрачные сны Ивана Тургенева

Каждый писатель до известной
степени изображает в своих
сочинениях самого себя, часто даже
вопреки своей воле

И.В. Гете

Студент-словесник Московского Университета Иван Тургенев тосковал.

Тоска была всеобъемлющей, и что, страшнее всего, непонятно откуда берущейся, беспричинной, темной и безотрадной как осенняя ночь с мелким нудным холодным дождем.

Было бы понятно, что тоска овладела Иваном в год смерти отца.

Семнадцатилетний юноша тяжко душевно перенес эту утрату, но и спустя 4 года, после смерти незабвенного батюшки, тоска не разжимала своих удушливых объятий. И так всю жизнь. Тоска сквозит и в дневниках, и в письмах, и в литературных произведениях Тургенева. Скука одолевает писателя. Даже первая тетрадь «Дневника» озаглавлена «Моя скука».

М.О. Гершензон пишет: «он не видит в мире ничего светлого, ничего утешительного; жизнь кажется ему юдолью страданий, царством бессмысленной и жестокой случайности. Человек терпит неисчислимые бедствия, его радость минутна, надежды обманчивы, и труды, и подвиги, и славу — все поглощает смерть».

Откуда эти мысли и чувствования у молодого, успешного и богатого барина? Может оттого, что в детстве он был нещадно сечен и с удовольствием без объяснения причин своей странной маменькой, жестокой крепостницей с превеликими барскими причудами. Так она одевала своих дворовых слуг в костюмы царских министров, дворецкого звала Бенкендорфом, заставляла крепостного флейтиста играть веселую мелодию при получении письма с красной печатью и печальную – при получении письма с черной печатью. Варвара Петровна (мать) держала в Спасском (родовом поместье) свою полицию из отставных солдат и даже женскую «тайную полицию» во главе с отвратительной старухой для пригляда за крепостными девками. Боясь холеры, велела смастерить стеклянный ящик, в котором на носилках обозревала свои владения. За малейшие провинности секла крепостных парней и девок. Сам Тургенев говорит: «Я родился и вырос в атмосфере, где царили подзатыльники, щипки, колотушки, пощечины и прочее».

Да только ли матушка была странной, ведь и родной брат отца А.Н. Тургенев был странен донельзя, и кроме всего, страдал эпилепсией, а двоюродный брат – спился.

Но может быть, виной нескончаемой меланхолии послужили какие-то, невнятно описываемые, болезни в детстве Ивана?

Писатель был уверен, что темя его с детства не совсем заросло и, что мозг его – на том месте, где небольшая впадина, -сверху прикрыт одною кожею. «Когда я еще был в пансионе, школьником», -говорил он, -«всякий раз, когда кто-нибудь из товарищей пальцем тыкал в темя, со мною делалась дурнота или головокружение, и так как детский возраст не знает жалости, то иные нарочно придавливали мне темя и заставляли меня чуть не падать в обморок» (Я.Полонский). А вот еще одно любопытное свидетельство уже самого писателя. «Ростом я был в 15 лет не выше семилетнего. Затем совершилась изумительная перемена после 15 лет. Я заболел. Со мной сделалась страшная слабость во всем теле; лишился сна, ничего не ел, и когда выздоровел, то сразу вырос, чуть ли не на целый аршин.

Одновременно с этим совершилось и духовное перерождение. Прежде я знать не знал, что такое поэзия; а тут математику с меня точно сдуло, я начал мечтать и пописывать стихи» (Д. Садовников).

Уже юношей Тургенев обращал внимание современников на некоторые странности в поведении.

Н.В. Станкевич предостерегал своих приятелей в Москве не судить о Тургеневе по первому впечатлению. Он соглашался, что Тургенев неловок, мешковат физически и психически, часто досаден, но он подметил в нем признаки ума и даровности, которые способны обновлять людей» (П. Анненков).

Несколько лет спустя И. Панаев описывает Тургенева совсем не так: «Я встречал… довольно часто на Невском проспекте очень красивого и видного молодого человека с лорнетом в глазу, с джентльменскими манерами, слегка, отзывавшимися фатовством. Я думал, что это какой-нибудь богатый и светский юноша – и был очень удивлен, когда узнал, что это Тургенев».

Ну, если мы коснулись портретной характеристики Ивана Сергеевича, что для психиатра-физиогномиста чрезвычайно небезынтересно, посмотрим на трансформацию внешнего облика писателя.

В период 1844-49 г.г. – это высокий, широкоплечий юноша с полным красноватым лицом, завитыми черными волосами.

В обществе его не любили, считали фатом и воображалой. И. Гончаров при первом знакомстве с будущим писателем увидел позирующего, рисующегося франта, подражающего Онегину и Печорину, копирующего их стать и обычай. В то же время И. Гончарову облик Тургенева показался некрасивым – аляповатый нос, большой рот с несколько расплывшимися губами, и особенно подбородок. Все это придавало Тургеневу какое-то довольно скаредное выражение. Поражал более всего голос неровный, иногда писклявый, раздражительно-женский, иногда старческий и больной с шепелявым выговором. Зато глаза были очень выразительны, голова большая, но красивая, пропорциональная корпусу, и вообще все вместе представляло круглую рослую и эффективную фигуру. Волосы до плеч.

К. Леонтьев отмечает барски прекрасный профиль, холеные красивые руки, обворожительную улыбку. На В.С. Аксакову неприятное и противное впечатление произвели выражение глаз писателя Тургенева.

Она пишет, что писатель «может испытывать часто физические ощущения, а духовной стороны предмета он не в состоянии ни понять, ни почувствовать». Эти воспоминания относятся к 30-35 летнему писателю.

Много позднее Ги де Мопассан писал о Тургеневе, как о «настоящем колоссе с жестами ребенка, робкими и осторожными. Голос его звучал очень мягко и немного вяло, словно язык был слишком тяжел и с трудом двигался во рту…» Далее Мопассан вспоминает: «Это был человек простой, добрый и прямой до крайности. Он был обаятелен, как никто, предан, как теперь уже не умеют быть, и верен своим друзьям – умершим и живым».

П. Ковалевский дает такую портретную характеристику пятидесятилетнему писателю: «Наружность Тургенева была изящно-груба, барски-аляповата, в смысле старого настоящего барства, еще по-русски здорового, на приволье наследственных тысяч десятин и тысяч душ, мускульно развитого и только покрытого французским лаком».

«В предпоследний год жизни Тургенев предстает сгорбленным постаревшим, передвигавшимся с большим трудом, но с прежней чудной «русской головой» с тихой, как будто застывающей, застенчивой улыбкой, с усталыми, необыкновенно добрыми глазами, серыми, небольшими, но в которых мерцал какой-то странный, тихий свет» (А. Олсуфьева).

В год смерти (1883) – «худой, слабый, изнуренный, словно восьмидесятилетний старик. На руки его было страшно смотреть, нос был длинным, глаза впали. Круглое лицо тоже удлинилось, волосы поредели, пожелтели и сбились, голос еле можно было расслышать» (А. Островский).

Но вернемся к странностям писателя.

В период 1844-49 г.г., когда Тургеневу было около тридцати лет, В. Белинский описывает какие-то припадки, которыми писатель страдает два раза в год: «У него делаются судороги в груди, он раздирает себе руки, плечи, грудь щетками до крови, трет, эти места одеколоном и облепляет горчичниками». Что это были за пароксизмы, каков был их характер в дальнейшем? Современники не упоминают об этом более.

В возрасте 25-30 лет Тургенев любил «школьничать», изображал на своем лице «зарницу или молнию».

«Фарс этот начинался легким миганием глаз, подергиванием и перекашиванием рта то в одну, то в другую сторону и это с такой неуловимой быстротой, что передать трудно, а когда начиналось изображение молнии, то уже вся его физиономия до того изменялась, что он был неузнаваем; все его личные (лицевые) мышцы приходили в такое быстрое и беспорядочное движение, что становилось страшно» (В. Колонтаева).

Он мог в гостях вскочить на подоконник и кричать петухом, то просил позволенья представить сумасшедшего, то драпировался в мантилью хозяйки дома, бегал по комнате, прыгал на окна, изображал страх чего-то, или страшный гнев (Н. Огарева-Тучкова).

Впоследствии свидетельница этого представления Н. Герцен писала:

«Странный человек Тургенев! Часто глядя на него, мне кажется, что я вхожу в нежилую комнату – сырость на стенах, и проникает эта сырость в тебя насквозь: ни сесть, ни дотронуться, ни до чего не хочется, хочется выйти поскорей на свет, на тепло. А человек он хороший».

Но самая странность молодых и зрелых лет – это тоскливая меланхолия с изрядным присутствием ипохондризма.

Современники в своих воспоминаниях постоянно описывают различные хвори писателя, особенно те, где речь идет о каком-то урогенитальном заболевании, требующем каутеризации и бужирования мочеиспускательного канала. Видимо бурная и не очень разборчивая сексуальная жизнь писателя дала свои плоды. Многие годы Тургенев страдал каким-то заболеванием мочевого пузыря, которые врачи того времени называли «невралгией».

Особенное обострение возникло в 1856-58 г.г. Сам Тургенев говорит о том, что боль в пузыре порядком мешает. Л. Толстой в письме к В. Боткину пишет: «Они оба (Тургенев и Некрасов) блуждают в каком-то мраке, грустят, жалуются на жизнь…Тургенева мнительность становится ужасной болезнью…» и в том же письме: «У Тургенева кажется, действительно сперматорея… он жалок ужасно». Вот эта мнительность, ипохондризм преследовал писателя до самой смерти. Мало того, в последние годы жизни присоединились и сенестопатии: «Тургенев часто объявлял, что он «очень болен» и всегда воображал в себе какие-то необыкновенные болезни: то у него внутри головы, в затылке что-то «сдирается», то точно «какие-то вилки выталкивают ему глаза» (Н.А. Островская).

За двадцать два года до смерти появился грозный симптом, свидетельствующий о крайнем неблагополучии в легочной системекровохарканье.

Сам Тургенев пишет об этом в письме к А. Фету: «Что там не говори о моей мнительности, а я очень хорошо чувствую, что у меня в горле и груди неладно, кашель не проходит, кровь показывается раза два в неделю, я без намордника (сиречь респиратора) носа не могу показывать во двор».

Вот когда появились эти страшные симптомы рака легких, сведшего Тургенева в могилу.

Но тоскливая меланхолия была главенствующей в психопатологическом портрете писателя. Страх смерти овладевал Тургеневым с юношеских лет.

Первый публичный приступ страха смерти, ставший затем предметом обсуждения и кривотолков в свете, случился в 1838 году во время пожара на пароходе, следовавшем из Петербурга в Любек. Тогда Тургенев бегал по палубе и, будто бы, кричал: «Не хочу умирать, спасите!». Мать в письме к сыну по этому поводу стыдит его за трусость, и что слухи об этом стыдном поведении распространились в обществе. По рассказам очевидцев Тургенев метался и вопил: «умереть таким молодым!».

Сам писатель говорит, что действительно испугаться пожара для девятнадцатилетнего юноши не было актом постыдным, а сплетни пусть остаются на совести их распространяющих.

В последующем таких острых фобических переживаний в биографии Тургенева мы не находили, но меланхолия остается.

В 1848 году в Париже Тургенев описывает жестокий приступ тоски, когда он не знал, куда себя деть и чтобы прекратить это мучительное состояние соорудил из шторы колпак, натянул его на голову и, простояв некоторое время «носом в угол», почувствовал облегчение и даже веселость.

П. Анненков вспоминает, что уже с 1857 Тургенев стал думать о смерти и развивал эту думу в течение 26 лет до 1883 года, когда смерть действительно пришла. В то же время писатель сам оставался все время, с малыми перерывами, совершенно бодрым и здоровым. Однако депрессивные ноты постоянно звучат в письмах Тургенева. Так в 1861 г. он пишет Е.Е. Ламберт: «На днях мое сердце умерло… Прошедшее отделилось от меня окончательно, но, расставшись с ним, я увидел, что у меня ничего не осталось, что вся моя жизнь отделилась вместе с ним. Тяжело мне было, но я скоро окаменел». В письме П. Анненкову в 1862 г.: «Как я состарился, отяжелел и опустился! Последние 15 лет промелькнули как сон: я никак не могу понять, каким образом мне вдруг стало 43 года, и как это я очутился каким-то чужим почти мне самому стариком…». В 1878 году Тургенев описывает свое состояние, квалифицируемое старыми психиатрами, как « anаesthаеsia psychica dolorosa»: «Я … застываю и затягиваюсь пленкой, как горшок с топленым салом, выставленный на холод; всякой тревоге был бы рад – да что! Не тревожится душа уже нечем».

Б.М. Эйхенбаум высказывает мнение, что грусть и тоска, пронизывающие письма Тургенева не более чем актерство: «Он говорит очень грустные слова и трагические слова, но так, как говорит актер, произносящий монолог в публику, или так, как ведут интимную беседу в светском салоне – рисуясь своей грустью; кокетничая ею, как своим салонным амплуа». В переписке с графиней Е.Е. Ламберт в 1850-60 г.г.

Эйхенбаум находит образчики салонно-аристократического стиля, который был бы неуместен в письмах к Анненкову и Некрасову. «Ах, графиня, какая глупая вещь – потребность счастья, когда уже веры в счастье нет (1856), «Или это только так кажется, а уже ничего нового, неожиданного жизнь мне представить не может, кроме смерти (1859). «И притом мы все осуждены на смерть… Какого еще хотеть трагического». Можно, конечно, согласиться с Эйхенбаумом о кокетливости и нарочитости трагизма Тургенева, в письмах к светской красавице, в которую писатель был влюблен. А как же тогда отнестись к дневниковой записи Тургенева 1877 года, адресованной самому себе, как не о действительных чувствованиях писателя: «Полночь. Сижу за своим столом, а на душе у меня темнее темной ночи. Могила словно торопится проглотить меня; как миг какой-то пролетает день пустой, бесцельный, безответный. Смотришь, опять валюсь в постель. Ни права жить, ни охоты нет: делать больше нечего. Нечего ожидать и нечего даже желать». Вот вам и кокетство, вот вам и актерство! Депрессивный крик души

– вот что это такое! В 1874-75 г.г. у Тургенева возникают периоды галлюцинаторных переживаний. То он видит, как муж Виардо Луи моет в туалете руки, а войдя в столовую, находит его на своем обычном месте, то приятель-брюнет на миг перевоплощается в седого старика, то при солнечном свете появляется женщина в коричневом капоре.

Тургенева посещал этот фантом несколько раз, причем «привидение» заговаривало с ним по-французски. В Лондоне в доме у пастора он «видел» через кожу и мясо домочадцев кости и череп. «Скелеты» преследовали Тургенева несколько месяцев. За полгода до мучительной кончины писатель испытывает зрительные галлюцинации, говорит, что его отравили, просит у врача яду, а у Мопассана револьвер, чтобы уйти от невыносимых мучений.

Мы проанализируем в конце главы описанную феноменологию с психиатрической точки зрения.

Но ведь в творческой жизни Тургенева есть еще одна большая загадка, не дававшая современникам писателя покоя, да и у ныне живущих исследователей, вызывающая жгучий интерес.

Речь идет о, так называемых, «таинственных повестях».

Вышли в свет эти произведения в период с 1864 по 1883 г.г. Они посвящены описанию таинственных происшествий, сновидений, иррациональных состояний героев, необъяснимых поступков, ощущений, настроения. В них рисуются мир и душевные движения неподвластные рассудку и труднообъяснимые рациональным путем.

Вот эти произведения: «Призраки» (1864 г.), «Довольно» (1865 г.), «Собака» (1866 г.), «История лейтенанта Ергунова» (1870 г.), «Стук…Стук… Стук!» (1871 г.), «Часы» (1876 г.), «Сон», «Рассказ отца Алексея» (1877 г.), «Песнь торжествующей любви» (1881 г.), «Клара Милич» (1883 г.).

Как оценивать эти произведения? Как художественную фантазию мастера слова или как описание собственных переживаний автора? В 1862 г. в письме к П.В. Анненкову Тургенев пишет: «Чувствую, что теперь в течение года могу писать только сказки… Сказками я называю личные, как бы лирические «штуки» вроде «Первой любви». Повесть «Призраки» Тургенев называл фантазией.

В. Боткин считал, что «Призраки» -это аллегория чего-то внутреннего, личного, тяжелого, глубокого и неразрешимого».

О рассказе «Довольно» Тургенев писал, что «в нем выражены такие личные воспоминания и впечатления, делиться которыми с публикой не было никакой нужды». И все же писатель поделился с читателями своими личными переживаниями. Ведь сюжеты своих произведений писатель брал из реальной жизни и «никогда не покушался» создавать художественные образы, не имея «отправной точки» в окружающей действительности.

Известный русский психиатр В. Чиж в работе, посвященной психопатологическому анализу «таинственных» произведений Тургенева, считает, что писатель «мог черпать материалы для своих произведений и в собственной фантазии, и в собственных наблюдениях». Профессор скромно недоговаривает, о каких собственных наблюдениях Тургенева идет речь? Писатель разве служил в психиатрической лечебнице, или имел длительное общение с душевнобольными? Откуда же, по мнению В. Чижа, эта «неподражаемая точность и полная правдивость в изображении ненормальных психических явлений?»

Некоторые исследователи (Л.Н. Осьмакова) полагают, что интерес Тургенева к таинственным явлениям человеческой психики, следствием чего и появились «странные» произведения, случился в период шестидесятыхсемидесятых годов XIX века, на который пришелся расцвет интереса к естествознанию, медицине, экспериментальной физиологии и психологии.

Писатель посещал лекции известного нейрофизиолога Сеченова, лечился у французского психиатра-невролога Шарко с которым вел продолжительные беседы на психиатрические темы. Но что-то подтолкнуло писателя проявить свой интерес к тайнам разума и безумия? Не свой ли собственный опыт психопатологических переживаний?

Возьмем для анализа только некоторые произведения. Не будем подробно останавливаться на «Странной истории», где речь идет о дворянской девушке, сбежавшей из семьи с «божьим человеком» (шизофреником), на произведении «Рассказ отца Алексея» с классическим описанием развития прогредиентной шизофрении, на рассказе «Отчаянный», где прообразом спившегося помещика, ставшего бродягой с жаждой самоистребления, тоски и неудовлетворенности, послужил двоюродный брат писателя – Алексей Тургенев, а остановимся на трех программных произведениях: «Призраки», «Песнь торжествующей любви», «Клара Милич». В этих произведениях наиболее полно отражены психопатологические переживания писателя.

В самом первом произведении «Призраки», законченном в 1864 году, когда писателю было 46 лет, Тургенев описывает полеты над землей с таинственной девушкой Эллис, будто бы когда-то ранее им виденной.

Полеты происходили в течение 3 дней, днем же автор мог спокойно работать.

Эллис явилась в первую ночь, возникнув из пятна лунного света на полу.

«Она показалась вся, как бы соткана из полупрозрачного молочного тумана – сквозь ее лицо мне виделась ветка, тихо колеблемая ветром, только волосы да глаза чуть-чуть чернели, да на одном из пальцев рук блистало бледным золотом узкое кольцо». С Эллис автор летал над Италией, видел Рим, вызывал Юлия Цезаря, слышал крики легионов, ощущал запах померанцев, видел красавицу и слышал ее пение.

Над островом Уайт бушевало грозное, разъяренное море, оно вздымало, яростные волны и производило шум, плеск, визг, скрежет. Он чувствовал при полете вытье, свист ветра в волосах.

В дальнейшем полет происходил над Волгой – он слышал пение, видел миганье огоньков, барки, берега реки. Видел, как после крика «Сарынь на Кичку», на него шел Степан Тимофеевич Разин. Полеты происходили и над Парижем, Германией, Петербургом. Он ощущал поцелуй Эллис как «мягкое тупое жало».

Затем возникло ощущение непреодолимого ужаса – надвигалось нечто.

«Это Нечто было тем страшнее, что не имело определенного образа.

Что-то тяжелое, мрачное, изжелта-черное, пестрое, как брюхо ящерицы – не туча, не дым, медленно, змеиным движением, двигалось над землей… Теплым, тлетворным холодком несло от нее – от этого холодка тошнило на сердце и в глазах темнело, и волосы становились дыбом… Эллис в ужасе вопила, полет превращался в кувыркание. За ними тянулись отделившиеся от ужаса «длинные волнистые отпрыски», словно протянутые руки, словно когти… Громадный образ закутанной фигуры на бледном коне (Апокалипсис? – В.Г.) мгновенно встал и взвился под самое небо».

Автор лишился чувств, а когда очнулся, увидел возле себя живую Эллис, которая подарила ему предсмертный поцелуй с «кровяным запахом».

«Прощай, прощай на век», -сказала она – и все исчезло. После пережитого болезнь стала подтачивать автора этой исповеди, болела грудь, кашель, бессонница, все тело высохло, лицо стало желтым, как у мертвеца, но еще долго при разговоре о смерти появлялись пронзительно чистые и острые звуки. «Они становятся все громче, все пронзительней…и зачем я так мучительно содрогаюсь при одной мысли о ничтожестве», -заканчивает автор свое фантастическое переживание.

В «Песне торжествующей любви», написанной за год до смерти, Тургенев живописует некий «любовный треугольник», возникший между двумя друзьями Фабием, Муцием и красавицей Валерией. Девушка предпочла Фабия, а Муций уехал скитаться по восточным странам.

Вернувшись через несколько лет, он приемами колдовства, гипноза и игре на «волшебной флейте» «Песни торжествующей любви» доводил Валерию до состояния сомнамбулического транса, и сам впадал в него. Фабий, не вынеся мук ревности, заколол Муция кинжалом, но магические заклинания слугималайца воскресили Муция, после чего он не простившись, уехал. Фабий и Валерия зажили счастливо, но вдруг однажды Валерия, играя на органе, поняла, что из под ее пальцев льются звуки «Песни торжествующей любви» и почувствовала трепет новой зарождающейся жизни.

Вот таков сюжет. Как будто не очень странный, если не считать мистических откровений автора, но поражает здесь мастерское описание сомнамбулической стадии гипноза.

Жуткое впечатление произвела на читателей середины 70 годов XIX века повесть «Клара Милич», последнее произведение писателя, законченное за несколько месяцев до его смерти. Это сейчас, когда литература и телевидение заполнены чудовищными монстрами, вампирами всех мастей во главе с его сиятельством графом Дракулой и милым юношей Франкенштейном, когда привидения уничтожаются из огнеметов, то предсмертное произведение Тургенева можно сравнить с доброй сказкой про домового.

О чем же речь?

Молодому человеку Аратову на одном балу приглянулась девушка Клара Милич, талантливая актриса (чем-то по облику похожая на возлюбленную Тургенева Полину Виардо), с которой Аратов обменялся пламенным взглядом. Через некоторое время он получил от Клары записку, где ему назначалось свидание. Клара объяснилась Аратову в любви, а он поступил с ней так же как Онегин с Татьяной. Вскоре Клара, обманувшись в лучших чувствах, прямо в театре во время представления приняла смертельный яд. В дневнике актрисы Аратов нашел записи о себе, о том, что он должен был спасти Клару. С тех пор чувство вины перед Кларой не оставляло Аратова. Актриса ежедневно стала появляться перед ним, но не во сне. Аратов слышал ее голос, чувствовал прикосновение. В предпоследнюю перед смертью Аратова ночь Клара его поцеловала. На смертном одре Аратов бормотал о заключенном с Кларой браке, о том, что теперь знает, что такое наслаждение.

Тетке, ухаживавшей за ним, он сказал перед смертью: «да разве ты не знаешь, что любовь сильнее смерти? Смерть, смерть, где жало твое? Не плакать, а радоваться должно, так же как и я радуюсь!»

Мое простое и несколько примитивное изложение «странных», «таинственных» произведений Тургенева заняло довольно много места, но это было необходимо для более полного психопатологического анализа.

И.С. Тургенев предстает перед психиатрическим взором как личность с мозаичным складом характера.

Стержневым синдромом является депрессия с ипохондрическими и фобическими переживаниями, проходящая красной нитью через всю жизнь писателя; кроме того, мы наблюдаем также истероидные черты – актерство, демонстрации, фатовство, кокетливость, предпочтительно проявляющиеся в дамском обществе. Все это, несомненно. Но что же это за зрительные и слуховые галлюцинации, особенно преследовавшие писателя за несколько лет до смерти и детально описанные в его «странных» произведениях.

Ведь зрительный галлюциноз – это проявление никак не эндогенного заболевания, а заболевания экзогенно-органического. Вспомним о том, что у Тургенева с малых лет и до конца его дней, теменная область мозга (большой родничок) была закрыта только апоневрозом и кожей. Даже в 1881 г. он говорит Я.Полонскому: «Да и какой ждать от меня силы воли, когда до сих пор даже череп мой срастись, не мог. Не мешало бы мне завещать его в музей академии. Чего тут ждать, когда на самом темени провал. Приложи ладонь – и ты увидишь». А в детские годы, даже случайное прикосновение к темени вызывало обморок и конвульсии. А что это был за приступ в 12 летнем возрасте, из которого писатель вышел обновленным, что это были за состояния, когда у писателя во время «актерства» искажалось лицо, подергивались лицевые мышцы, рот вело набок и чуть ли не судороги взора появлялись? А В. Белинский описывает пароксизмы – «припадки», сопровождавшиеся судорогами в груди, расчесавшем тело до крови, происходящие на фоне ясного сознания. Кроме того, описываются приступы «мигрени», заставлявшие писателя использовать нюхательную соль. Сам он отмечает – что бывают состояния, когда в «затылке что-то сдирается», будто бы «вилками выталкиваются глаза», обонятельные галлюцинации тоже имели место, так он говорил Э. Гонкуру: «Знаете, в комнате иногда бывает едва заметный запах мускуса, которого никак нельзя выветрить, истребить… ну вот вокруг меня есть какой-то запах смерти, уничтожения, разложения».

В 1863-1864 годах Тургенев перенес четко очерченный онейроидный синдром, ярко описанный в «Призраках».

Онейроидный синдром (БМЭ, 1961, т. 21) – разновидность нерезкого сновидного помрачения сознания, характеризующийся яркими видениями и обильными фантастическими переживаниями. Впервые описан МайерГроссом в 1924 году.

Переживания, в которых действующим лицом является сам больной, сопровождаются отрывочными бредовыми толкованиями. Они нередко усложняются иллюзиями, императивными галлюцинациями и психосенсорными нарушениями.

Больные созерцают себя в этих видениях будто бы со стороны. Они являются свидетелями каких-то чудовищных катаклизмов на Земле и в иных мирах, путешествуют во времени, летают над Землей и в Космосе, перед ними разворачиваются панорамические картины прошлого, исторические битвы, вторжение марсиан и других иногалактических пришельцев. Больной производит впечатление человека, погруженного в состояние экстаза, экзальтации. Психомоторное возбуждение проявляется редко, чаще всего это слабая попытка бежать, наблюдается вздрагивание. На лице у него в это время легкая гримаса испуга, вскоре сменяющаяся зачарованно-блаженной маской и легкой эйфорией. Сознание сужается, но в контакт больной вступает, иногда после легкого тормошения и вновь погружается в свои сновидные грезы. Иногда онейроид носит осциллирующий характер и тогда обозначается как ониризм. При таком течении синдрома больной может ночью испытывать описанные психопатологические переживания, а днем сохраняет трудоспособность и контактирует с окружающими.

Так может продолжаться от нескольких дней, до нескольких недель.

Не это ли испытывал спутник Эллис (seu автор)?

Зрительные галлюцинации описываются Тургеневым и в «Песне торжествующей любви», и в «Кларе Миллич».

В конце своей жизни писатель «видел» скелеты, незнакомых женщин, двойников своих знакомых, причем на фоне ясного сознания.

Если мы обратимся к Большой медицинской энциклопедии, то там, в статье «Галлюцинации» (1961, т. 6) мы увидим описание т.н. педункулярного галлюциноза, проявляющегося зрительными галлюцинациями. Чаще зрительные образы возникают с наступлением сумерек, но могут появляться и днем – это многочисленные ярко окрашенные подвижные фигуры людей и животных иногда сочетающиеся с элементарными слуховыми и обонятельными галлюцинациями. Могут также наблюдаться и состояния ониризма. Синдром педункулярного галлюциноза описан впервые Лермиттом в 1951 году.

Если онейроидный синдром может входить в структуру кататонической шизофрении, так же, как и является проявлением экзогенно-органических психозов (органические, травматические, сосудистые, инфекционные и интоксикационные заболевания головного мозга), то педункулярный галлюциноз – это патогномоничный синдром для органического поражения ножек мозга. Зрительные галлюцинации могут возникать и при поражении затылочной области мозга.

Исходя из клинического описания продуктивных психопатологических симптомов, имевших место в течение жизни И.С. Тургенева, можно полагать наличие у него органического процесса в головном мозге (Гидроцефалия? Объемный процесс?), протекавшего благоприятно и обострившегося в последние годы жизни писателя.

Когда после смерти И.С. Тургенева, Поль Бер и Поль Реклю (хирург) взвесили его мозг, то они нашли, что он до такой степени превосходит весом наиболее тяжелый из известных мозгов, именно Кювье, что не поверили своим весам и достали новые, чтобы проверить себя.

А мозг И. Тургенева имел вес 2012 г., что почти на 600 г. веса среднего человека.

Вот – на этом мы и закончили психопатологический анализ гениального русского писателя Ивана Сергеевича Тургенева.

Литература

1. Богданов Н., Каликинская Е. Загадка мозга Тургенева. ж. Наука и жизнь, 2000 г., №11, с. 35-38.

2. Гершензон М.О. Избранное. т. 3. Образы прошлого. М, 2000 г.

3. Григорович Д.В. Литературные воспоминания, М., 1961 г.

4. Зайцев Б.К. Собрание сочинений в 5-ти том. т.5 Жизнь Тургенева. М., 1999-2000

5. Мопассан Ги де. Иван Тургенев. М., 1957 г.

6. Новикова В.Г. Лирические повести И.С. Тургенева в кн. Проблемы метода и жанра. Томск, 1986 г., с. 186-206

7. Осьмакова Л.Н. «Таинственные повести» и рассказы И.С. Тургенева. ж. Филологические науки. 1984, №1, с.9-24.

8. Островский А.Г. Тургенев в записках современников. Аграф, 1999 г.

9. Панаева А.Я. Воспоминания, М. 1986 г.

10. Плессо Г.И. Депрессия Тургенева с свете психоанализа. Клинич. архив гениальности и одаренности. Л., 1928, т.4, вып.3, с.55-66

11. Руднев В.И. Психологический анализ «Призраков» Тургенева. Клинический архив гениальности и одаренности. Л., 1928, т. 4, вып. 3, с.

23-33

12. Тургенев И.С. Собрание сочинений в 12 томах, М., 1958, тома 7, 8, 12.

13. Топоров В.Н. Странный Тургенев М., 1998 г.

14. Чиж В.Ф. И.С. Тургенев как психопатолог. В. кн. «Болезнь Гоголя». М, 2002, с. 204-286.

Персоналия

1. Анненков П.В. – литературный критик, друг Тургенева.

2. Аксаков И.С. – русский поэт, публицист и общественный деятель.

3. Белинский В.Г. – литературный критик.

4. Боткин В.П. – русский литературный и музыкальный критик, переводчик.

5. Виардо Луи – французский критик, литератор, переводчик, муж П. Виардо.

6. Гонкур Эдмонд де – французский писатель и эстетик.

7. Гончаров И.А. – русский писатель.

8. Герцен Наталья А. – жена А.И. Герцена.

9. Ковалевский П.И. – поэт, беллетрист.

10. Ламберт Е.Е. – графиня, возлюбленная Тургенева.

11. Леонтьев К.Н. – публицист и философ.

12. Мопассан Ги де – французский писатель.

13. Островский А.Н. – русский драматург.

14. Полонский Я.П. – один из близких друзей Тургенева, поэт.

15. Панаев И.И. – издатель журнала «Современник».

16. Станкевич Н.В. – русский философ, поэт, общественный деятель.

17. Сеченов И.М. – русский нейрофизиолог, невролог.

18. Фет А.А. – русский поэт, друг Тургенева.

19. Чиж В.Ф. – профессор-психиатр Тартуского университета.

20. Шарко Ж.М. – французский невролог, психиатр, физиолог.

21. Эйхенбаум Г.М. – русский литературный критик, исследователь творчества Тургенева.

 

• << Назад
• Вперёд >>

• Не дай мне бог сойти с ума
• Предисловие
• От автора
• Часть I. Портреты. Глава 1. Русский вольтерьянец и «царская водка».
• Глава 2. Загадка жизни и смерти «Императорского безумца».
• Глава 3. Меланхолия поручика Лермонтова.
• Глава 4. Лестница Иакова и вознесение Николая Гоголя.
• Глава 5. Morbus sacer и подполье «сумрачного гения».
• Глава 6. Призрачные сны Ивана Тургенева.
• Глава 7. В багровом мороке хищного цветка.
• Глава 8. Лик и личина поэта Революции.
• Часть II. Эскизы. Материалы к патографии Пушкина
• К патографии Льва Толстого
• Пориомания Максима Горького
• О суицидомании Максима Горького
• Делирий Максима Горького
• Послесловие
• Словарь медицинских терминов, иностранных слов и выражений, встречающихся в тексте книги
• Все страницы