Г. КЕННАН у Л.Н. ТОЛСТОГО — Страница 17

28 марта 2023 | 18:35

Газеты Периодика Газеты Рабочий путь №215 (2165) 15.09.1928

Рабочий путь №215 (2165) 15.09.1928 — Г. КЕННАН у Л.Н. ТОЛСТОГО

Страница 17 из 29

Г. КЕННАН У Л.Н. ТОЛСТОГО

В связи со столетним юбилеем Л. Н. Толстого, не безынтересна беседа Толстого с Кеннаном летом 1886 года, когда последний, после поездки по тюрьмам Сибири, по просьбе группы политических каторжан отвез Толстому описание их голодовки.

Этот разговор передан Кеннаном в его статье, напечатанной в одном из американских журналов, переведенной на русский язык и в конце восьмидесятых годов ходившей в рукописи по рукам русской читающей публики. Эта статья была отобрана у М. Л. Песиса в Петропавловске при обыске в его квартире весной 1889 года.

Мы приводим, за недостатком места, только отдельные, наиболее интересные места статьи Кеннана. Из этих отрывков ясно видно, насколько далека была «пассивная революционность» Толстого от революционного учения. Он своим учением о непротивлении злу так же морочил трудящихся и угнетенных, как и все основатели религий и угнетатели к обрекал трудящихся на вечное рабство и послушание угнетателям.

**

«Моим первым знакомством с фактом, что там среди политических Нерчинских рудников были друзья и знакомые русского писателя, была просьба, чтобы я доставил копию его «исповеди» одному из его друзей, даме, которая работала в продолжении двенадцати лет на казенных рудниках.

Книга была под запретом духовной цензуры. Ее опубликование и циркуляция абсолютно были запрещены и копия, которую я дал обещание передать, была в манускрипте. Как она проложила себе дорогу, несмотря на цензоров, следователей, официальных распаковщиков тюков, обыски жилищ и самих лиц, багажных контролеров, полицейских офицеров и жандармов, в отдаленную сибирскую деревню, где меня просили об издании ее, я но знаю; но она была там, являясь молчаливым, по убедительным доказательством тщетности репрессивных мероприятий, направляемых против человеческих идей. Это указывает на то, что правительство не было в состоянии уберечь запрещенной книги даже от политических преступников, живущих под строжайшим надзором в месте наказания за Байкалом, на расстоянии 5 тысяч миль от того творческого ума, от которого получили свое происхождение вышеупомянутые идеи.

Я согласился сделать копию с рукописи и менее чем в три месяца я не только познакомился с дамою, для которой она предназначалась, но и с многими другими политическими изгнанниками в Восточной Сибири. Они или знали лично великого русского писателя, или некоторое время были с ним в переписке.

Все из них выражали сильное желание, чтобы я, по возвращении в Европейскую Россию, повидал гр Толстого и описал бы ему труд ссыльных и жизнь политических ссыльных в рудниках и в Забайкалье, — месте, назначенном для наказания. Они, казалось, говорили, что он симпатизирует, если не их средствам, то целям и надеждам и что жалоба, которую я мог передать ему, усилила бы эту симпатию, а может быть и изменила бы и его пассивное отношение к правительству, — превратила бы в активную вражду, чуждую компромиссов.

Эта вера в возможность включения гр. Толстого в число активных врагов правительства была основана, насколько я могу судить, главным образом, на том факте, известном и ссыльным Сибири, что большая часть его последних сочинений была запрещена цензурой. Из этого факта было выведено заключение, что автор нападал на правительство или, по крайней мере, открыто выражал свое неодобрение его политическим приемам. Заключение, однако, ложное.

Если бы эти революционеры-изгнанники имели возможность получить и прочесть последние книги и статьи Толстого, они увидали бы, что краеугольным камнем религиозной и общественной философии Толстого является непротивление злу.

Большая часть этих революционеров, однако, пробыла большинство лет в тюрьме или в ссылке, она не имела возможности следить последовательно за развитием идей Толстого и была введена в заблуждение поверхностным сходством его и своих идей относительно собственности и социальной организации и благодаря тому враждебному отношению, как не проявляло правительство относительно его последних произведений. Думая, что Толстой стоит на краю открытого возмущения и что достаточно небольшого возбуждения, чтобы направить весь авторитет его сильной личности и могучее влияние против ненавистного им деспотизма, они настаивали на том, чтобы я его увидел и рассказал ему все, что я узнал относительно русской администрации в Сибири и обхождения с политическими ссыльными. При этом они передали мне рукописный рассказ о «голодном бунте»*) четырех образованных женщин в иркутской тюрьме. Одна из них — сестра хорошо известного русского публициста и экономиста В. В. Воронцова, — и взяла с меня обещание, что я этот документ дам прочесть Толстому…».

* *

«Сел возле меня, начал расспрашивать меня о поездке в Сибирь, из которой я только что вернулся. И я.

*) «Голодный бунт» на языке русских тюрем есть организованное средство добровольного голодания, предпринимаемого заключенными как самый отчаянный протест против невыносимого обращения и продолжающийся до тех пор, пока тюремные власти не сдадутся на требования взбунтовавшихся или пока последние сами не прекратят или не умрут под бременем мучений, добровольно на себя наложенных. памятуя о моем обещании ссыльным, начал рассказывать ему, что я узнал относительно русской администрации и ее обхождения с политическими ссыльными.

Скоро сделалось ясно, что он не был захвачен врасплох или поражен, или возбужден сообщением, которое я ему делал. Он слушал внимательно, но без всякого признака возбуждения мои описания ссыльной жизни, — я описывал такую массу случаев административной несправедливости и произвола из запаса своего личного опыта, что передаваемое было новостью только для меня. Наконец, я спросил, не думает ли он, что сопротивление такому гнету оправдываемо.

— Это зависит,—отвечал он,— от того, что вы подразумеваете под сопротивлением: если вы предполагаете убеждение, протест, я отвечу «да»; если же вы имеете в виду насилие, то — «нет». Я не думаю, чтобы сопротивление злу насилием было оправдываемо среди каких-либо обстоятельств.

…Одно дело — спросить человека вообще, употребил ли бы он насилие с целью сопротивления злу и совершенно другое — спросить его специально: оттолкнул ли бы он вора, который намеревался перерезать горло его матери. Многие скажут «да» на первый вопрос, недоумевая о втором.

Гр. Толстой, однако, был последователен. Я ему сообщил множество случаев жестокости, зверства и притеснений, с которыми я познакомился в Сибири, и в конце всякого рассказа я повторял ему:

— Граф, если бы вы были там и были бы свидетелем этих дел, вы не остались бы индифферентным к насилию.

Он однообразно отвечал:

— Нет.

Я ему задал прямо вопрос, не убил ли бы он разбойника, который собирался убить невинного путешественника, предполагая, что иного пути спасти жизнь ему не было. Он отвечал:

— Если бы я увидел человека, которому угрожала смерть от нападения медведя, я бы вонзил топор в голову медведя, но не убью человека, который готовится совершить то же самое.

Тогда мне пришлось описать случай, который, однако, в действительности не менее массы других, приведенных иной, мог бы привлечь с особенною силою внимание храброго, страстного и благородного человека.

— Граф,—сказал я,—три или четыре года тому назад в одной губернии Европейской России была арестована молодая, образованная женщина Ольга Любатович. Я не буду передавать всей ее истории. Достаточно сказать, что она, воодушевленная идеями, если и ошибочными, то по крайней мере, не своекорыстными и героическими, с сотнею других молодых людей обоего пола задумала ниспровергнуть существующую правительственную систему. Она была арестована, брошена в тюрьму и, после годичного одиночного заключения, выслана административным порядком в Сибирь. Вы, может быть, знаете, а если вы этого не знаете, я могу вам рассказать, сколько беспокойства, мучений и унижений должна была вынести молодая девушка, пересылаемая в Сибирь этапным порядком, вместе с общей партией уголовных. Вы можете представить состояние нервного возбуждения, ненормальное душевное и возбужденное состояние, до которого она была доведена, принужденная удовлетворять требования природы на глазах солдат и спать по целым неделям на жестких лавках и в испорченном воздухе этапов, кишащих паразитами. В таком ненормальном душевном состоянии Ольга Любатович достигла гор. Красноярска. До этих пор ей было позволено носить свое собственное платье и белье. В Красноярске губернатор приказал одеть ее в общеарестантское платье. Она отказалась, ссылаясь на то, что ссыльные административные пользуются правом носить свое собственное платье. Начальнику полиции и конвойному офицеру было приказано употребить силу. В присутствии конвоя и полдюжины других людей, три или четыре солдата схватили девушку и сделали попытку силой снять с нее платье. Она воспротивилась и тут последовала ужасная сцена насилия и бесполезной самозащиты. В борьбе ее губы были рассечены, лицо было покрыто кровью. Но она продолжала сопротивляться на сколько хватило силы. Несмотря на ее крики, мольбы и сопротивление она была, наконец, раздета до нога на глазах шести или семи человек и силой была переодета в грубое арестантское платье.

— Теперь, сказал я, предположите, что все это произошло в вашем присутствии. Предположите, что эта окровавленная, беззащитная, полунагая девушка взывала к вам о защите и бросилась бы на ваши руки. Предположите, что она была вашей дочерью. Неужели вы спокойно отказались бы от сопротивления этому акту насилия?

Он молчал. Его глаза наполнились слезами. Наконец, он сказал:

— Знаете ли наверняка, что такая вещь происходила?

— Нет, а сак не видел этого. Я узнал от двух очевидцев; один из них — дама, которой я, безусловно, верю и другой — офицер, заведывающий ссылкой.

Он снова замолк. Наконец, обходя мой прямой вопрос, сказал:

— Даже и среди подобных обстоятельств насилие не должно быть оправдываемо. Проанализируйте это положение внимательно. Я соглашусь ради доказательства, что местный губернатор, который учинил акт насилия, был невежественный, жестокий, зверский человек, какой хотите. Но, вероятно, верил, что исполняет свои обязанности. Он, вероятно, верил, что он выполняет правительственный закон, на служение и повиновение которому он присягал. Вдруг являетесь вы я становитесь в роли судьи в данном случае. Вы предполагаете, что он не исполняет своей обязанности, что он совершает акт несправедливого насилия и тогда с редкою непоследовательностью вы выступите, чтобы увеличить и сделать еще более тяжким зло. совершая сами другой акт не оправдываемого насилия. Одна несправедливость, увеличенная другою, не производит правды; она только расширяет арену несправедливости. Кроме того, ваше сопротивление, чтобы быть действительным, чтобы выполнить что-нибудь, должно быть направлено против солдат, которые нанесли оскорбление. Но эти солдаты—не свободные агенты, они подчинялись военной дисциплине и действовали но приказанию, не повиноваться которому они не смеют. Для предупреждения выполнения приказания вы должны убить или изувечить двух или трех из солдат, т.е. убить или ранить только лица, которые в деянии этом наверное не повинны и очевидно действовали без злобы или злого умысла. Разве это справедливо? Рационально? Но сделайте шаг вперед: предположите, что вы убиваете или раните двух ели трех солдат. Удается или нет, таким образом, предупредить выполнение акта, против которого ваше насилие является протестом? Одну лишь вещь вы этим сделаете, это — расширите арену вражды, несправедливости и бедствий. Каждый из солдат, которых вы убиваете или калечите, имеет семью и в каждую такую семью вы вносите печаль и страдание, которые не произошли бы, если бы не ваш акт. В сердцах может быть двадцати человек вы пробуждаете антихристианские и антисоциальные побуждения ненависти и возмездия и, таким образом, вы в широких размерах сеете семена дальнейшего насилия я борьбы. В момент вашего заступничества существовал только один круг зла и страданий. Вашим насильственным вмешательством вы увеличиваете на полдюжину такие круги. Мне кажется, г. Кеннан, что не таков путь распространения на земле царства мира и благоденствия…

(Продолжение следует).

  • << Назад
  • Вперёд >>
  • Рабочий путь №215 (2165) 15.09.1928
  • 20 МИЛЛИОНОВ КИРПИЧЕЙ В ГОД
  • ЗА ПОВЫШЕНИЕ КВАЛИФИКАЦИИ
  • ПАМЯТИ БРОХДОРФА РАНЦАУ
  • Виновных в нездоровой конкуренции— под суд
  • ПЛЕНУМ ОК ВКП(б)
  • АНТИ-СОВЕТСКОЕ ВЫСТУПЛЕНИЕ ПОЛЬСКОГО МИНИСТРА ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ
  • ИТАЛЬЯНЦЫ ПРЕКРАЩАЮТ ПОИСКИ АМУНДСЕНА И ЭКИПАЖА «ИТАЛИИ»
  • СО ВСЕГО СВЕТА
  • ДЕРЕВНЯ, РАВНЯЙСЯ ПО ГОРОДУ!
  • За день
  • VI КОНГРЕСС КОМИНТЕРНА И БОРЬБА ЗА КОММУНИЗМ
  • ПЕРЕВЫБОРЫ ДЕЛЕГАТОК — СМОТР СИЛ ЖЕНСКОГО ПРОЛЕТАРИАТА
  • ПЛАНОВЫЕ ПРЕДПОЛОЖЕНИЯ омского представительства сибкрайРКИ на 1928-29 операционный год
  • 1828 — 1928. СТО ЛЕТ СО ДНЯ РОЖДЕНИЯ Л.Н. ТОЛСТОГО
  • ТЕРРИТОРИАЛЬНЫЕ СБОРЫ НАЧАЛИСЬ
  • Г. КЕННАН у Л.Н. ТОЛСТОГО
  • ОМСКИЙ ДЕНЬ
  • ЗАВТРА — ЭСТАФЕТНЫЙ ПРОБЕГ НА ПРИЗ «РАБОЧЕГО ПУТИ»
  • СЕГОДНЯ ОТКРЫВАЕТСЯ ВЫСТАВКА ПО ПЛОДОВОДСТВУ И САДОВОДСТВУ
  • ОМСК-ВО3ДУШНЫЙ ПОРТ
  • Осенний розыгрыш по футболу
  • О КОЛЛЕКТИВНОМ РОМАНЕ
  • СУД
  • ПОЧТОВЫЙ ЯЩИК
  • ИЗВЕЩЕНИЯ
  • ЗАСЕДАНИЯ СЕКЦИЙ ГОРСОВЕТА
  • Афиши | Реклама
  • Выходные данные | Иллюстрации
  • Все страницы