ДВА ТОВАРИЩА — Страница 4

Публицистика Проза Публицистика Омская областная Книга почета имени съезда ВЛКСМ

Омская областная Книга почета имени съезда ВЛКСМ — ДВА ТОВАРИЩА

Страница 4 из 26

ДВА ТОВАРИЩА

ВАСИЛИЙ УСТИНОВ и МИХАИЛ СЕЛЬКОВ. комсомольцы агрономы, участники Всесоюзного совещания передовиков урожайности по зерну. Награждены правительством орденами Ленина.

Устинов — член ВЛКСМ с 1928 года, работает агрономом в северном отделении семеноводческого совхоза «Лесной», на своем участке в 1935 году добился урожая с 115 га — по 35 центнеров с га, с 511 га по 26 центнеров с га.

Сельков — член ВЛКСМ с 1927 года, член ВКП(б), агроном семеноводческого совхоза «Боевой» — в 1935 году на отделении, которым он заведывал, добился урожая с 175 гектаров по 35 центнеров, с 80 га — по 30 центнеров.

Сельков и Устинов в 1936 году обязались взять средний урожай зерновых по своим отделениям по 25 центнеров с га, и на особо выделенных участках в 500 га взять урожай не менее 200 пудов с га.

Пароход взревел и отвалил от берега, разрушая зеркальную гладь Камы. Толпа провожающих редела. Миша Сельков возвращался один, жалея товарища, которого только что проводил. Вместе с Васей они приехали в Сарапул, вместе познавали секреты чтения и письма. До курсов они не учились ни дня.

Батрацкие курсы длились четыре месяца. Из сорока человек учащихся выдержали выпускные испытания пятнадцать. С большими натяжками и скидками был принят в Сельхозтехникум Михаил.

Сейчас он шел по городу с нарастающим чувством одиночества и скуки. Холщевая куртка, широкие самотканные брюки, белые портянки, повитые веревочками новых лаптей, все это заставляло прохожих изумленно и любопытно оглядывать его.

«Какие же будут новые ребята? Найду ли я себе среди них хорошего друга?» — думал Михаил, входя в общежитие. В комнате у кровати уехавшего товарища Михаил увидел сухощавого юношу. Темные волосы его были аккуратно зачесаны на левую сторону. Незнакомец улыбался.

— Км что, товарищ, устраиваетесь на Васину койку? — спросил незнакомца Михаил.

— Устраиваюсь. Да я и сам Василий.

Эта встреча была началом большой дружбы между Михаилом Сельковым и Васей Устиновым.

***

Осень. 1929 год. Учеба.

Первые дни Михаил чувствовал себя чужим в техникуме. Причиной были лапти и холщевая одежда, отличная от одежды других студентов. Но уже через неделю он освоился с обстановкой и людьми, Селькова полюбили и узнали в техникуме, как неутомимого весельчака. На досуге молодежь собиралась в комнату Михаила, чтобы послушать сказки и анекдоты, неисчерпаемое количество которых он знал.

Как-то раз любителям поразвлечься Миша загадал:

— Что будет с вороной, когда ей исполнится три года?

На Михаила смотрели десятки смеющихся любопытных глаз.

— Линять будет? — спросил нерешительно кто-то.

— Цыплят высиживать, предположил другой.

— А по-моему ей четвертый год пойдет, — комически серьезно поправил Михаил. Комната взорвалась хохотом. А когда смех утих, кто-то из ребят спросил загадчика:

— Где же ты так научился, Михаил?

— Рассказать?

Расскажи,- прозвучало несколько голосов.

Мне сейчас восемнадцать, — начал Миша, — я с одиннадцати лет хожу по людям и за эти годы работал пимокатом, столяром, каменщиком, гонщиком, пастухом. Вот тут я и научился. Раз меня чуть громом не убило. Работал я тогда пастухом. Коровы домой пришли, а меня нет. Нет, ну и ладно, никто и не спрашивает обо мне. А утром коров стали выгонять, где пастух? Туда, сюда — нет. Нарядили трех мужиков, послали разыскивать… А меня, видимо, здорово хлестануло. Утром опомнился, гляжу — поле, а я у межи в борозде лежу, ну п отлежался. Только потом в нашей деревне Талице говорили: «Комсомольца то бог наказал». После этого коров пасти не доверяли.

***

На уроке географии Мишу вызвали к карте. Преподаватель предложил найти реку Енисей. Сельков водил, водил пальцем по карте и остановился у Ленинграда. В классе рассмеялись. Преподаватель вызвал студента Сергеева. Сергеев поправил галстук, уверенно подошел к карте, с усмешкой взглянул на Михаила и указал на Енисей.

— Заблудился в трех соснах, челдон, — громко сказал Сергеев. За столами перешепнулись. Михаил покраснел от злости и вышел из аудитории.

Василий учился не в одной группе с Сельковым. Он только вечером узнал о случае у карты, когда Михаил показал ему заявление об уходе из техникума. Василий уговаривал друга.

— Ты знаешь, Миша, с каким трудом я окончил семилетку. Отец мой жил незавидно. Я две группы кончил и не стал больше ходить в школу, обуться не во что было. Тогда к нам пришел кулак Баскаков гроза всей деревни и говорит отцу: «Вот я старенькие пимишки принес, пусть Васька бегает в них, а весной отработает». За них я и работал целое лото у Баскакова. Во все дыры меня совали. За другое лето моей работы Баскаков осенью измолотил своей машиной хлеб отца — вот и в расчете. А молочения-то и на день не хватило. Тогда мне здорово обидно было. Целое лето и день вот кулацкая математика! Видишь сам, в каких условиях я учился. Я знаю. Миша, трудно тебе и всегда помогу. Учись!

Друзья с минуту молчали, потом Михаил уничтожил заявление.

***

Учеба шла полным ходом. Первый и самый трудный для Михаила курс был пройден. Он с группой товарищей возвращался с первой практики. Вез с собой хорошую характеристику и первую премию из Подовинского зерносовхоза. Радостью хотелось скорее поделиться с Устиновым. Привез новость и Василий — на практике он узнал, что отец Сергеева — белый офицер.

— А ведь говорил, что батрак, — с возмущением сказал Михаил.

Василий и Михаил дружили крепко. Получая по 25 рублей стипендии они обобществляли деньги и без совместного решения не тратили ни одной копейки. Другие студенты получали от родителей материальную помощь, друзья были лишены этого. Василий и Михаил заключили договор, — не отступая ни от каких трудностей, окончить техникум. На последнем курсе Михаил был секретарем кустовой комсомольской ячейки, а Василин — членом бюро. Летом 1932 года Сельков вступил в партию, а осенью перед выпуском состоялась комсомольская свадьба. Друзья поженились. Подруги Селькова и Устинова были комсомолки, студентки этого же техникума.

После окончания учебы. Сельков ушел в Красную армию, а его жена. Варя была командирована на работу в совхоз «Боевой», Исилькульского района. Устинов с Аней были посланы агрономами по соседству, в совхоз «Лесной».

***

Добьемся урожая мы, втройне, земля, рожай
Пожалте, уважаемый Товарищ урожай!
В. Маяковский.

Широко paзметнулось равнинное поле. На белотканном снежном покрове узорчатыми пятнами разбросались небольшие березовые колки. Из-за деревни «Память Свободки» прямо на колок бежит лошадь, впряженная в кошовку — едет агроном северного отделения совхоза «Лесной», Василий Александрович Устинов. Заботливым хозяйским взглядом осматривает он снежный наст на полях.

«Маловато, маловато нанесло», — думает он про себя.

Впереди и позади простор, простор вправо и влево. «Богат же я, чорт побери», — размышляет агроном, — «три тысячи гектаров посева -это не шутка… Имею до одиннадцати тысяч десятин земли вместе с выгонами, покосами, лесом. Сам помещик Корзин, бывший здешний хозяин, засевал одну тысячу. Остальную землю и покосы он сдавал крестьянам на кабальных условиях — одну треть урожая себе, две трети мужику. Конечно, объездчик выбирал для пана лучшие снопы, лучшее сено».

Корзин владел землей до 1919 года. Колхозники колхозов имени Буденного и «Крестьянский путь» не забыли его соленых услуг для «мужичков». О помещике Устинов слышал рассказ от машиниста молотилки Храмова. Храмов и его отец обсевали панские нарезы.

Тут же Василий вспоминает, как его. девятнадцатилетнего агронома, встретили в совхозе.

На совещании стоял вопрос о весне 1933 года. Василий, внимательно прослушав все выступления, попросил слова. В своей короткой речи он высмеял «изобретателей», которые применили вспашку снега. Снег пахали, взрыхляли, а его уносило ветрами — пашня оставалась без влаги. Василий назвал это головотяпством. К весне не было приготовлено ни одного га пара. Имелись лишь десятки гектаров зяби.

Так не работают, — говорил на совещании Устинов.

Говорить то легко, а ты вот на деле покажи, — бросил кто то.

— И покажу, — ответил на реплику комсомолец — только я требую до пахоты организовать, территорию совхоза, разбить каждое отделение на участки, участки на клетки, закрепить твердые границы за отделениями, участками и клетками, организовать на них культурный семипольный севооборот. Создать постоянные бригады.

На эту речь Василий услышал «поучающую нотацию»: «Мы здесь хозяйничаем не первый год, мы не выскочки, знаем, как надо вести хозяйство. И нелишне напомнить, что яйца курицу не учат…»

Устинову было ясно, что его деловую речь не слушали всерьез, а самого приняли за выскочку, за ребенка. Посмеялись над ним. Первая попытка наступления не удалась. Полеводы тихонько смеялись над агрономами, не выполняли агротехнических мероприятий, делали по-своему.

После того, как Устинов выступил на чистке партии и рассказал о полеводе коммунисте Киреченко. о том, как он игнорирует агротехнику, проявляет кичливость и заносчивость, комиссия заинтересовалась этим вопросом и вскрыла много дел, подобных делу Киреченко. После этого поворот был заметен. Смелое выступление Устинова на чистке партии, поддержка, оказанная ему комиссией по чистке, все это заставило уважать молодого агронома-комсомольца.

Вспомнил Василий и про письмо Михаила. Письмо было написано весной 1934 года, в нем излил Вася зло и досаду на неудачи, а вслед за этим письмом уже осенью пошло и другое.

«Верно ты говорил, Миша, что соревноваться нам следует на длительное время. Что ж, хорошо! Поспорим! У меня достижения есть. Главное, что люди меня поняли и мы всем коллективом включились в борьбу за высокий урожай. Самые лучшие клетки дали 22 центнера с гектара в этом году, а в 1935 добьемся 30-35 центнеров с га. Опыт сейчас у меня есть. Вы понимаете, Миша и Варя, в каких условиях приходилось мне готовить пары для посева 1935 года? Вместо 30 тракторов у нас было в строю 13. День и ночь работали на них мои лучшие трактористы Катюшенко Дмитрий, Корнилов Виктор и много других. Эх, уж и пар то приготовили — первосортный! Правда, его будет вспоминать кое-кто. Вот, например, бригадир Булат, он но время горячей работы на вспашке паров вздумал свадьбу справлять, лошадь загонял, подлец, ну и что же? Остался без кандидатской карточки, а в бригадиры я подобрал хорошего паренька. Ну, пару слов о себе. Работаем с Нюрой дружно, ростим дочь Лиду. Хорошая девчурка. Задание по заочной учебе выполняем оба на «хорошо», пополняем библиотеку. Последнюю книгу я прочел «Капитальный ремонт» Соболева. Мы с Нюрой обижаемся на тебя, Миша, ведь ты командир запаса и не приедешь, не расскажешь нам о своей службе. В будущую осень я призываюсь — вот почему ты должен навестить нас, посоветоваться. Должен тебе сказать, что жинка у меня — боевой агроном, лучший мне помощник! А как вы живете?»

***

Стояла ранняя весна 1935 года. С полей убывал снег. Агроном Сельков целые дни проводил в поле, подкарауливая и выжидая спелость земли, как заботливая свинарка ожидает опороса — ночи не спит, следит за свинарником и знает, что не сегодня-завтра должна опороситься матка.

В поле не было никого. Михаил обходил участок, который необходимо вспахать, как можно раньше. Напитанная влагой земля дышала испариной. под ласковым солнцем.

— Не отлагать дня, пахать надо, — думал Сельков. Он помял руками жниву, поджог ее — горит. Значит пора действовать. Уничтожить жниву и пахать.

С сотен десятин сжечь жнивье и сжечь за час-два — дело хитрое. Сельков заранее придумал новый способ сжигания и решил его сегодня применить. Через несколько минут и поле происходило любопытное зрелище. Гонщик гнал лошадь, а за ней и двадцати метрах за бегом коня и струями ветра, которые поднимал этот бег. бежали по жнивью, два языка пламени. Огонь двигался за лошадью по всему жнивью, оставляя позади пылающую солому. Слегка потрескивая. горела солома, а с ней горели и сорняки. В полтора часа земли почернела, как облизанная.

***

Стальной перезвон тракторов разливался в поле, будоража и будя окрестность. Михаил бегал от трактора к трактору. Колеса буксовали.

— Не дали земле подсохнуть, людей подняли, бензин попусту жгете, — слышались разговоры. Тогда колесные тракторы Михаил отправил на стоянку, а гусеничными начал пахоту. Могучие «сталинцы» двигались вперед местами режа, как ломти, еще непротаявшую землю, перевертывая нерасплавленные солнцем белые пятна снега, заваливая их землей. Такой ранний взмет Михаил проводил впервые. Он был убежден, что влажная земля любовно примет брошенные семена.

— Влага, влага облагораживает урожай, говаривал Сельков.

— Рисковый он у нас, бесстрашный, — говорят о Селькове на участке. Действительно, Михаил человек особенный, он не может ограничиваться тем. что написано в учебниках и в инструкциях, любит экспериментировать.

На полях семсовхоза растет американский пырей, трехлетнее растение. В этом пырее завелось множество сорняков и никакие патентованные мероприятия не помогли вывести их из пырея. Михаил выдумал свое и держал мысль в глубоком секрете, чтобы применить ее втихомолку на примере 2-3 гектаров.

— Если и не удастся, не беда. Никто не узнает. А удастся, польза будет большая, — рассуждал он.

После того, как была организована вспашка, Михаил удалился в поле на участок, где колыхались густые осенние отростки пырея. Обдумывая свой план, он закурил папироску и присел на траву. Задумчиво следил Михаил, как высоко забирался в небо жаворонок, чтобы распевать свою песню, как он затем замолкал, камнем падал вниз, отдыхал и снова поднимался и пел.

Папироса докурена, надо было приступать к делу.

— Ладно, он решил. Подожжет для опыта два-три гектара пырея. Ему требуется узнать, будет ли рости пырей после сжигания осенних отростков, а но его расчетам огонь уничтожит сорняки, пырей же должен отрасти вновь. Вправе ли он делать этот опыт, ведь пырей — это ценное растение, создающее структуру почвы. Михаил думает, что он вправе.

Дул легкий юго-восточный ветерок. В поле никого. Только вдали слышен рокот тракторов. Михаил оглянулся кругом и подпалил траву. Густая высохшая отава мгновенно затрещала и взялась огнем. Через пять минут большой полосой гонимое ветром пламя шло в глубину пырейного поля. Весь в поту, с обгоревшей полой плаща, перепуганный Сельков бегал по полю, бесполезно пытаясь остановить огонь. «Выгорит все» — с ужасом думал он.

На пожар мчались кони пожарной охраны, сбежалось множество людей. Общими усилиями огонь остановили у озера Кривое. На площади в 50 гектаров посева пырея чернела обнаженная земля. Люди ходили с опущенными головами. «Дело не шуточное — судом пахнет». Но беда была в том, что никто не знал поджигателя. А этот поджигатель не унимался, через два дня после пожара он опять рисковал.

Участок земли в 18 га у озера Кривое — самый типичный солонец. Его надо засеять тогда, когда в земле много влаги, а когда почва засохнет, расколется. тут уж хоть не сей — пользы мало. Ранний рядовой сев здесь проводить нельзя, вязнет сеялка. Солонец обсеян со всех сторон. 18 га стоят нетронутые. Сельков обращается к внутрисовхозному контролю — агроному Цветковой Ольге, за советом. Ольга промолчала. Тогда он, переговорив с близким товарищем Варей, дает распоряжение: немедленно сеять ручным способом. «Может выростет хоть продовольственный хлеб, и то хорошо. Земля пустовать не будет», — размышлял комсомолец.

Через десять дней поля покрылись зеленым ковром молодых всходов пшеницы. На сердце у людей радость. Но Михаил грустит. Его ручной сев не взошел. Кругом густой щетиной красуются всходы, а участок в 18 га чернеет, как пустой глаз. Тревожная весть о напрасно затраченном труде на этом участке облетела совхоз. Селькова вызвали с докладом на партком.

— Кто тебе дал право пренебрегать сеялкой? Ты нас тянешь к сохе, к лукошку, — упрекал Михаила секретарь партийного комитета Костюченко. В этот день Селькову впервые дали партийное взыскание — записали на вид «за непродуманные действия».

***

Устинов осматривал принятую пахоту от трактористов. Выгоревший от солнца черный плащ был накинут на плечи. Из под большого козырька вельветовой кепки сверкали горячие темные глаза. Шагая пахотой по направлению к бригаде, он делал отметки в блок-ноте. У дороги Устинов встретил обросшего полевода Денейко.

— Два дня здесь пахали? — спросил он его.

— Два.

— Я работу бракую. Дам распоряжение, чтоб за эти два дня не провели тебе зарплату, — спокойно говорил Василий.

— Как? Почему? Не имеешь права! — вскипятился полевод.

— Пахать надо без брака, а если брак — не принимаю. Понял?

Вечерело. В бригаде начались разговоры.

— Раньше не браковали, а тут нашлись хозяева… Никакого там браку нет… просто придирается, — сыпались возгласы по адресу агронома. Устинов спокойно выслушал и когда трактористы умолкли, взял слово.

— Если разрегулировался плуг и сам не можешь направить, останови трактор, не паши с браком, — бригада молчала, слушая молодого агронома, — в будущем году мы должны получить урожай выше нынешнего, а вы сорняки разводите…

***

Радость водила пером Селькова. Он писал:

«Вася, друг! Говорят, что риск — благородное дело. Правильно. Пырей растет лучше прежнего и без сорняков. Ожидаю урожай вдвое больше. Поджигатель в преступлении сознался. Сегодня взыскание сняли. Пшеница у озера вымахала на диво, до 70 зерен в колоске. Это еще раз говорит о том, что надо подходить к почве с учетом особенностей каждой клетки.

Сейчас дело за уборкой. Посмотрим, сколько намолотим. Проверять приедем втроем, с Варей и Юрием Михайловичем Сельковым… Главное — духом не падать и мы победим!»

Решение июльского пленума ЦК ВКП(б) Сельков внимательно прочел и сразу же начал строить клуни, крытые тока, не дожидаясь распоряжений дирекции. Когда распоряжение о клунях поступило к Селькову, у него они уже были выстроены.

В уборку комбайнов нехватало. Решили использовать жатки-лобогрейки. К трактору прицепляли по три жатки и пускали машины в ход. Но это создавало неудобства. Последняя жатка срезанные кучи колосьев сбрасывала близко к несжатой пшенице и вторым рейсом трактор мял их. Потребовалось больше десяти человек, которые должны бегать за жатками и отбрасывать кучки пшеницы.

— Нет, тут надо подумать — говорил Михаил своему полеводу Дендемарченко. И выход был найден. К последней жатке пристроили второе сиденье, где сидел человек и помогал отбрасывать дальше хлеб — в результате потери были избегнуты.

Уже перед концом уборки поздно вечером вернулся Михаил домой. На столе лежал конверт со знакомым почерком. «Дело идет полным ходом, — писал Василий. Комбайны у меня работают первый год и работают хорошо. Замечательные комбайнеры Олейников и Долинков… Через 3-4 дня кончаю уборку, приезжай проверять». Михаил прервал чтение письма. На клочке бумажки подсчитал нескошенный хлеб и продолжал читать.

«Люди у нас золотые, Михаил, с ними можно своротить гору, надо только к ним подойти ближе. Вот у нас раньше начисляли в конторе зарплату, рабочие приходили туда и по узнавали результатов работы, а теперь все это делается в бригаде. Рано утром известно каждому, кто сколько вчера заработал. Такая забота о людях дала свои плоды».

***

Друзья проверяли договор, Напитанная влагой и обработанная умелыми руками земля уродила от 180 до 210 пудов на участках обоих агрономов. Обязательства выполнены. Хлеб убран раньше срока.

Прекрасное отборное семенное зерно шло в закромы государства, чтобы затем обогатить плодородие социалистических полей. Агрономы радовались и удаче и дальнейшей борьбе. Их, как организаторов высокого урожая, щедро поощряли в совхозе, районе и области. Неописуемым проделом радости был момент, когда они узнали о вызове в Москву, к товарищу Сталину.

***

Таких побед в полях
Еще страна не знала.
Победами в полях
Страна моя горда.
Но это первый шаг,
Лишь приступ.
Лишь начало.

А. Безыменский

С трибуны звучала зажигательная речь молодого, талантливого агронома, бывшего пастуха, Михаила Алексеевича Селькова. Он говорил о том, что к земле нужен такой же диференцированный подход, как подходит врач к больному и выписывает, рекомендует различные рецепты. Товарищ Сталин, кивая головой, произносит: «Правильно, правильно».

Речь Селькова 15 раз прерывается бурными аплодисментами. «Когда смотришь на подонки царской империи, так и хочется ругаться, товарищи. (Аплодисменты). И действительно, товарищи, что осталось от нее в памяти? Царь-пушка, которая не стреляет. Царь-колокол, который не звонит, Николашка, который не царствует» (смех, аплодисменты). Заканчивая свою речь. Михаил сказал:

Да здравствует ленинский комсомол, который дал возможность мне, бывшему неграмотному пастуху, выйти на дорогу. А затем, под бурные аплодисменты всего зала, Сельков здоровается с великим вождем товарищем Сталиным.

Речь агронома размножена в сотнях газет, в миллионах экземпляров. Сельков еще не покинул столицу родины, Москву, а к нему в совхоз уже шли десятки писем и поздравлений от знакомых и незнакомых, со всех концов большущей страны.

«Привет из Азово-Черноморья знатному товарищу, — пишет агроном Суханевич, друг Миши по техникуму, — хорошей ты чести добился, Миша, молодец! Поздравляю! Миша, я думаю ты напишешь о своей работе, чтобы мы могли использовать твой опыт у себя в колхозах. Опиши все это.

Майкоп»

В голубом конверте пришло с Урала такое письмо:

«Тов. Сельков.

Я сегодня читал газеты и увидел вашу фамилию и мне припомнился один юноша, не тот ли, о котором я думаю, если этот Сельков из Воткинского района, да еще из деревни В.-Талица — значит знакомый, значит тот самый пастух.

Если я не ошибаюсь к предположениях, то посмотрите в зеркало и обратите внимание на уголочек правой брови, вспомните меня скорее. Тогда дайте телеграмму по адресу: Свердловская область, Кунгур. Редактору газеты «Искра» Арсению Варламову. Я крепко убежден, что он и есть тот самый Сельков. у которого были братья Иван и Костя (остальных забыл, давно ведь с родины-то — с 1924 года). Если так, то горячо поздравляю с высшей наградой — орденом Ленина.

Цель этого письма — найти всех земляков и договориться с ними, собрать сходку земляков Талицы и показать таличанам, как советская власти вырастила героев — агрономов, учителей, журналистов, словом — пролетарскую интеллигенцию из бывших батраков, пастухов и бедняков. Жду ответ.

А. Варламов.»

В другом конверте без марки, с пометкой «воинское», пришло письмо бойца Красной армии.

«Тов. Сельков!

Я никогда тебя не видел, но думаю, что ты такой комсомолец, у которого всегда горят глаза, у которого сильные волевые качества, ты тот человек, у которого много мужества и отваги. Когда я читал твою речь, то пережинал ту радость, которую переживал ты, выговаривая прекрасные слова с трибуны, в момент, когда ты жал горячо руку товарища Сталина. Такое чувство не у одного меня — им живут теперь миллионы людей нашей родины. Я, как агроном, поддерживаю твою мысль, что нам надо быть докторами зеленого мира. У нас есть земля, есть зерно, есть и самое главное — люди-доктора, которые творят чудеса на нашей почве.

С красноармейским приветом Цибулько.»

***

Легковая машина стригла снежную дорогу, приближаясь к центральной усадьбе совхоза «Лесной». Председатель Исилькульского районного исполкома тов. Бугаев спешил поздравить родителей и жену Устинова. У крыльца его встретил небольшой, рыжебородый старик. Бугаеву шепнули: «Это отец Устинова».

— Ну, папаша, проходи к хату, — обратился к нему председатель.

Мать Васи, Христина Григорьевна, встретила гостей с мыслью, что это какая то санитарная комиссия, а когда Бугаев сказал им «спасибо» за сына, которого они воспитали, мать, как стояла так и села, не зная, что говорить. У отца показались на морщинистом лице слезы. Председатель волновался.

— Папаша, о чем же ты плачешь?

Отец с минуту молчал, набирая сил и вытирая слезы.

— Как о чем? Ведь теперь вся земля узнает, что Устинов — мой сын, был вместе со Сталиным и ему дали орден. Вы понимаете, — с гордостью говорил старик. — в деревне, дома в нашей Березовке узнают. Вася герой! — и захохотал старик раскатистым смехом.

***

Ночью постучались в дверь. Варя соскочила с постели. Маленький Юрий, встревоженно открыл глаза. В комнату вошел Михаил, Он снял шубу. На отвороте темносинего костюма Варя, впервые за всю жизнь, увидела эмблему высшей награды орден Ленина, на груди у ее лучшего товарища. Она обвила руками шею Михаила, прижалась о его пылающему лицу и долго целовала. Услышав голос и шаги отца, сын поднялся в кроватке.

Михаил взял на руки сына. Варя развертывала подарки и обновы, а отец с сыном на руках заводил патефон.

Семья в сборе. Михаил рассказывал о Москве, о чувствах, которые переживал, о радости. Патефон играл. Юрик отцовскими светлыми глазами смотрел на патефон и в такт музыке хлопал в ладоши.

Вертелась пластинка, чей то голос напевал:

«Сердце, как хорошо на свете жить…»

«Хорошо на свете жить!»

Утром Сельков читал письмо Варламова. К зеркале он увидел в темной густой брови белел маленький знак — память о подрядчике Ломаеве. Еще в 1927 году на выгрузке леса подрядчик просек ему проволочным концом кнута бровь. А ударил за то, что у лошади лопнула постромка, и то самое время, когда бревно завозили на верх штабеля. Он вспомнил Варламова, который вырвал Михаила из рук зверя. В том же году Варламов организовал в Талице Комсомольскую ячейку, в которую вступил и Сельков.

Михаил написал текст телеграммы Варламову и начал просматривать другие письма. На большом конверте зелеными чернилами написано: «Омская область, Исилькульский район, совхоз «Боевой», агроному тов. Селькову Михаилу. Из Саратовского края, Луховицкого района, село Линовка, агроном Ю. В. Поваров». На столе лежали письма из Донбасса. Свердловска. Сталинграда, Одессы. Ворошиловграда и других городов страны.

«Я очень рад за вас, что вы сумели достичь высоких урожаев и поднять свое имя на высокий почетный щит. Я агроном, пишу это письмо в два часа ночи, после того, как прочел замечательную вашу речь. Откровенно признаюсь — ваши слова зажгли во мне огонь борьбы за высокий урожай. Даю нам слово, что буду работать также, как работаете вы. Желаю вам, товарищ Сельков, упорной и плодотворной работы, желаю выполнить обязательства, которые вы дали тов. Сталину. Завидую вашей дружбе с Устиновым. Передайте ему привет от меня и пишите ответ. Давайте заочно познакомимся. Я работаю агрономом в колхозе. Хотя наше знакомство заочное, но будет крепкое.

С агрономическим приветом Ю. Поваров.»

— Варя, надо нам с тобой секретаря иметь, честное слово! Смотри, сколько писем и всем надо отвечать. Ведь этот народ живет одной мыслью с нами.

Начало следующего письма вызвало смех Вари и Михаила.

«Великий Сельков!

С глубоким чувством мы прочитали нашу родную газету «Челябинский рабочий», где встретили горячий привет тебе от товарища Сталина. Мне надиво, каковой ты добился урожайности овса. В строках газеты я нашел милое название моему сердцу — имя овса «Золотой дождь». Из двух фунтов я разводил его с 1912 года. У меня уже хватало для посева себе. Но в 1919 году белые сволочи стравили мой овсик. Если можно, сделайте для меня такую услугу, я убедительно прошу вас: вышлите нам в колхоз наложным платежом 8-9 килограммов вашего высокосортного овса. Мы его разводом у себя на колхозном поле. Адрес такой: Челябинская область, Звериноголовск, Каминский сельсовет, колхоз «Новая деревня».

Подпись автора письма разобрать трудно.

— Надо выслать ему овса, — отозвалась Варя.

Распечатали письмо от омского агронома, комсомольца Герасименко.

«Я, как и вы, тов. Сельков, — писал Герасименко, — до 1927 года был совершенно неграмотным. Разница только в том, что я не был пастухом, а жил в бедняцкой семье, мы вместе с отцом сохой колупали землю. Сейчас я получил звание агронома — семеновода. Хочу завязать с тобой тесную деловую связь.

Вы дали обещание тов. Сталину организовать школы высокой урожайности. Вам потребуется литература, пишите мне, какие надо книги — помогу» …

Больше Михаил не стал читать писем. Оделся и вышел из комнаты. На улице бушевала вьюга, крутя бесконечные кольца снежных кудрей. Он шел к заведующему отделением Дендемарченко побеседовать о создании сталинской школы высокого урожая, организовать людей, с которыми он добился успехов и с которыми предстоит многое сделать. Он хотел видеть лучших своих комбайнеров- комсомольцев Пасько Бориса, Зойко Михаила, бригадира тракторной бригады Воронова и других своих товарищей.

***

В это время в квартире Устинова у карты совхоза стояли отец с сыном.

— А все это полоски да кусочки показывал отец на разноцветные пятна карты напоминают нашу загороду… — Василий рассмеялся.

— В вашей загороди было больше трехсот полосок, а вся загорода — в двести десятин. А я на своем отделении сею в пятнадцать раз больше всей вашей Березовки… — По комнате бегала маленькая Лида, как козленок, натопывала каблучком, лепетала: Батинка, патиско… Она собиралась гулять.

— Вы собирали урожая с десятины 60 — 70 пудов, а я ,200-210… — Отец покачал головой.

— Помучили мы землю…

А мы годов через пяток будем получать с десятины 400 пудов хлеба.

— Молодец сынок! — отозвался отец — Только тебе тогда и в академию пожалуй незачем ехать.

— Нет, учиться надо, отец!

***

К Исилькульскому колхозному театру примчался седой от мороза «Фордик». Из него вышли два делегата комсомольской конференции, два агронома — Василий и Нюра. Они еще не успели войти в зал, как у подъезда остановилась вторая машина. Приехали Михаил и Варя — тоже делегаты районной конференции

Старые товарищи встретились вновь. Они крепко жали друг другу руки, смеялись.

— Ну, Миша! Ехал сюда, смотрел. Наши поля и зимой красивые, просторные, — говорил Василий, приветствуя друга.

— Да, разбежаться есть где. — ответил Михаил. — И весна нынче будет замечательная!

• << Назад
• Вперёд >>

• Омская областная Книга почета имени съезда ВЛКСМ
• ПРЕДИСЛОВИЕ
• ДА ЗДРАВСТВУЕТ СТАЛИН!
• ДВА ТОВАРИЩА
• СЧАСТЛИВАЯ ДОЛЯ
• ВОЗВРАЩЕНИЕ
• В БОРЬБЕ ЗА ПЕРВЕНСТВО
• КОМБАИНЕР ЦАПЕНКО
• УСПЕХ
• КРУШЕНИЕ ПРЕДЕЛЬНЫХ НОРМ
• ДЕВУШКА, ПОБЕЖДАЮЩАЯ СМЕРТЬ
• ПОДАРОК ИВАНА ГОРБАТЮКА
• ВОЖАТАЯ
• СПОР ПРОДОЛЖАЕТСЯ
• СТАХАНОВКА
• МАШИНИСТ ПАРОВОЗА 731-93
• ВЕЛЬТА СЭККЕН И ЕЕ БИБЛИОТЕКА
• СЫН
• ТЕЛЯТНИЦА ФЕКЛУША МИЛЕЖИК
• ПЕТР САЖИН
• ПРОПАГАНДИСТ
• ВОСПИТАННЫЙ КОМСОМОЛОМ
• КАНДИДАТ НА УЧЕНУЮ СТЕПЕНЬ
• ПОЛЯ КИЧИКОВА
• НА ШЛЮПКАХ В ЗАПОЛЯРЬЕ
• Выходные данные | Иллюстрации
• Все страницы