Антон Сорокин — .АЯ библиотека!
Литература Проза Литература Антон Сорокин
Антон Сорокин
Антон Сорокин «Напевы ветра»
«Тридцать три скандала Колчаку»
(отрывки из книжки 1967 года, Западно-сибирского книжного издательства)
Почему Антон Сорокин покончил жизнь самоубийством
В 1915 году в «Огоньке» и других журналах появился портрет Антона Сорокина с надписью: «Покончил жизнь самоубийством в Гамбурге».
Результатом этого было.то, что издательства начали требовать все посмертные рассказы Антона Сорокина.
После того, как выяснилось, что Антон Сорокин жив, требования на рассказы усилились. Группа сибирских писателей во главе с Александром Новоселовым объявила Антону Сорокину бойкот. Группа разослала письма, что каждый из них выходит из состава сотрудников, если будет печататься Антон Сорокин. Многие издания прекратили печатания рассказов Антона Сорокина, но он стал скрываться под псевдонимами.
На одно из собраний по поводу выпуска однодневной газеты в пользу раненых пришел и Антон Сорокин. На собрании — городской голова, члены управы и все омские писатели. Никто не подал руки Антону Сорокину: с самоубийцами мы не хотим иметь ничего общего.
Когда началось обсуждение вопроса об издании газеты, Антон Сорокин сказал следующее:
— Антону Сорокину не подали руки, и я это одобряю. Вон Антона Сорокина из литературы, потому что он — рекламист! Правильно! Руки Антона Сорокина слишком чисты, чтобы пачкать их об эти общественные руки. Посмотрите, кто сидит за столом? Кто не подал руки Антону Сорокину? Председатель Кирьянов. Но кто из вас не знает, что он ростовщик? А вот сидит пивовар Мариупольский, не платящий полтора миллиона долгу. Но зато он приехал на автомобиле. Какая честь пожать руку Минею Михайловичу! Правильно вы делаете: рука пивовара не нужна Антону Сорокину. А дальше — жирный, как боров, хозяин бани Коробейников, ограбивший своих родственников. Не видели вы своего брата-босяка под забором? Честные благородные люди, вы правы. Антон Сорокин позорит ваше благородное общество, Антону.Сорокину не место среди вас.
Для многих является загадкой, почему Антон Сорокин поместил свой портрет с надписью о самоубийстве, Сделано это было вот почему.
Недовольный жизнью, Антон Сорокин решил покончить самоубийством и уже держал револьвер, уже писал последнее письмо.
И вдруг мелькнула мысль: недоволен жизнью, значит, жизнь не имеет смысла или же ты сам плох для жизни. Тогда переродись, сделайся другим. И Антон Сорокин покончил с прежним, убил все прошлое и захотел стать новым. И обманул жизнь, стал новым Антоном Сорокиным.
Богатые родственники решили, что Антон Сорокин сошел с ума, так как стал нападать в своих рассказах на своих же родственников-богачей.
Такое самоубийство было редким на земле, но никто не знал этого.
Скандал третий
Диктатура над писателями
Я объявил себя «диктатором» над писателями: Вяткиным, Ауслендером. Лидией Лесной и другими. Требовал, чтобы для меня приобрели автомобиль.
— Вы, как стадо баранов, без диктатора. Мы, Антон Сорокин, почувствовали стремление к власти и желаем быть диктатором, буду выпускать приказы. Ауслендеру приказываю не отбивать хлеб у чернорабочих слова, газетчиков, а писать стилизованные рассказы. Вяткину— поэту-лирику — приказываю не увлекаться административными должностями…
— Я не подчиняюсь вашему приказу! — кричит Ауслендер.
Давид Бурлюк радостно улыбается. Ненавидит он Ауслендера до того, что его фамилию не произносит, а говорит Сережка Слендер.
— Я не подчиняюсь,— говорит Вяткин,— это же клоунада!
— Что? Клоунада? Вяткин возвышает голос перед диктатором писателей, а почему не протестует, когда в спину убивают Новоселова. Я убивать никого не могу. Я власть захватываю, власть клоунскую, но без убийства и насилия. Встать перед первым в мире диктатором над писателями!
Аудитория понимает сатиру, встает и кричит:
— Да здравствует диктатор писателей Антон Сорокин!
— А теперь получите деньги.
И Антон Сорокин раздает «денежные знаки шестой державы, обеспеченные полным собранием сочинений Антона Сорокина; подделыватели караются сумасшедшим домом, а не принимающие знаки — принудительным чтением рассказов Антона Сорокина».
На другой день извозчики привозили деньги в помещение, где происходили вечера Бурлюка, и требовали обменить. Эти деньги они приняли от своих седоков, по наивности думая, что деньги выпущены новым правительством.
На другой день я был арестован, но когда написали протокол и мне дали его подписать, я сделал надпись: «Фердинанд шестой».
— Что это значит?
— Ничего особенного. Понятно, как стеариновая свеча: я сошел с ума. Разве нормальный полезет в диктаторы? И вы, нормальные, должны не протокол писать, а отвезти меня в сумасшедший дом или подчиняться моей диктаторской власти. Другого выхода нет.
Посоветовались, пожали плечами и отпустили.
Скандал пятый
Антон Сорокин решил последовать примеру Колчака и объявить себя диктатором.
Сегодня я выкину антре. Зажигаю свечу и читаю манифест:
«Мы, милостью мысли, Антон Сорокин, в газетном колпаке шут Бенеццо, кувыркаемся на подмостках мысли человеческой. Лицо наше размалевано, и одеяние в тусклых блестках. Мы приходим к холодному городу давать наше представление, скулить, как подбитый пес, и делать веселой битую морду…» и так далее.
Этим манифестом я объявил себя диктатором над приехавшими в Сибирь писателями.
Придворные поэты Колчака не хотели признавать диктатуры Антона Сорокина.
На заборах омских улиц, главным образом, около гостиницы «Европа», на самом бойком месте, мною вывешивалась ежедневно заборная газета. Там я выкидывал цирковые антре:
«Сегодня в три часа пройдет здесь Антон Сорокин, мозг Сибири, и раздаст подарки».
Ждала всякий раз толпа, которая получала портреты Антона Сорокина и всякий отброс: пуговицы, спички…
В тот день на базаре было двадцать портретов Антона Сорокина,— печального, радостного, плачущего, смеющегося, показывающего нос…
Надпись: «Жизнь писательского диктатора в портретах…»
Толпа невероятная. Давка, смех и издевательство.
Портреты были сорваны, а я арестован.
Обращение вежливое: стакан чая, печенье двух сортов: английское и японское.
— Для чего вы навесили двадцать ваших портретов?
— Из зависти. Алкмвиад для того, чтобы прославиться, отрубил собаке хвост, и по его милости фокстерьеры до сих пор бегают куцые. Герострат сжег храм Дианы. И до сих пор негодяи для призрачной славы сжигают деревни и города. Вот и я из зависти свои портреты развесил. Я работаю двадцать лет и только теперь полез со своими портретами на забор, а другие, кому я завидую, через месяц своей работы на забор с портретами полезли.
— Кто же вы такой?
— Я же сказал: современный Герострат.
— Но ведь у вас работа издевательская.
— Ничего подобного. Просто я занятой человек. Вы вот меня тут держите, а публика будет говорить: «Ну, и свобода! На забор своего портрета нельзя повесить».
Подходит поэт Маслов.
— Придется отпустить…
— Я вон при царе во время патриотизма плюнул книгой гнева «Хохотом желтого дьявола», и то ничего не могли сделать, а тут какие-то портреты.
Пожали плечами, отпустили.
Скандал шестнадцатый
Объявление в газете «Заря»: «Только американская миссия может бесплатно раздавать всем желающим журнал «Дружеские речи».
В газете «Речь» Антон Сорокин поместил следующее объявление:
«Только национальный писатель Сибири Антон Сорокин может бесплатно раздавать в виде приложения к «Газете для курящих» гвоздики, перья, обрывки старой бумаги и американские «Дружеские речи».
Антона Сорокина вызывают в американскую миссию.
— Мы дали вам тысячу экземпляров «Дружеской речи» для рассылки вашим подписчикам.
— Дали.
— Для чего же вы «Дружеские речи» приравниваете к обрывкам бумаги, гвоздикам?
— О, это я из хитрости. Разное барахло и сразуамериканские «Дружеские речи». Это эффект: все равно, что, положим, навоз и красота розы. Но если это вам не нравится, я могу исправить ошибку.
— Как же вы это сделаете?
— Я человек находчивый, исправлю, довольны будете.
Первую страницу американских «Дружеских речей» президента Рузвельта Антон Сорокин заклеивает своим портретом и разбрасывает номера журнала по улицам города (обычный способ Антсна Сорокина). Подпись: гений Сибири — новой Америки.
Через 24 часа американская миссия звонит по телефону на место службы Антона Сорокина.
— Вас зовут в американскую миссию.
— Если нужен Антон Сорокин — шлите автомобиль.
Через полчаса черный автомобиль американской миссии. Антон Сорокин в авто. Вхожу, нос кверху.
— В чем дело?
Сидит важный американец, настолько важный, что таких я видел только в юмористических журналах. Такого кабинета я не видел. Богатая обстановка. Подумал, вот где можно написать хорошую книгу.
Сидящий за большим письменным столом говорит через переводчика:
— Мы дали вам для распространения тысячу номеров журнала «Дружеские речи». Вы заклеили президента своим портретом, и потому мы принуждены принять меры. Наказание для вас будет тяжелым, и потому мы решили запросить ваше объяснение. Может быть, можно найти смягчающую наказание причину, может быть, вы наклеили портрет на нескольких экземплярах?
— Что вы! За кого меня принимаете? Во-первых, я получил не тысячу экземпляров, а десять тысяч через подставных лиц. Во-вторых, на всех десяти тысячах наклеил свой портрет и даже в Америку послал несколько номеров.
— О, тогда вам не будет снисхождения. Мы будем просить адмирала Колчака дать вам достойное наказание. Вы вводите в заблуждение читателей, и многие думают, что мы рекламируем вас.
— Какой же в этом позор? Американская миссия приехала в Сибирь. Не мешает ей порекламировать и сибирского писателя.
— В задачи американской миссии это не входит.
— Тогда в задачи Антона Сорокина не входит вести разговор с навозными людьми.
— Я затрудняюсь перевести ваши слова.
— Переводите: В «Евангелии» Америки написано: реклама—двигатель торговли. Время — деньги. И если вы настоящие американцы, должны восхищаться тем, что сделал Антон Сорокин. Он за счет просвещенных американцев, приехавших учить дикарей, сумел разрекламировать себя. Большевики не признают законов капитала, а вы ведь враги большевиков и должны уважать свои законы. На этом основании позвольте получить двести рублей за потерянное время. Время —деньги, а вы отняли мое время на философский разговор.
Антону Сорокину выдали двести рублей.
Скандал двадцать второй
Запыхавшись, прибегает Матвеев.
— Я только что от Колчака. Немедленно расклеить утром плакат о взятии Петрограда Юденичем.
Отрезает у меня с пола кусок линолеума и убегает.
Петроград взят не был. А плакатов было изготовлено десять тысяч. Когда Матвеев попросил деньги за плакаты о взятии Петрограда, Колчак затопал ногами и закричал:
— Вон, мерзавец,— и прибавил излюбленное морское ругательство.
Антон Сорокин утаил плакатов около пятисот и отдал их расклеить мальчишкам, а сам плакатов сто сбросил с галерки театра.
Ликование было необычайное, пели «Боже, царя храни…» Кричали ура.
Матвеев едва-едва выпутался из этой истории,
